Противостояние
Шрифт:
Банга оглядел лысоватого майора медслужбы, застывшего перед ним на крыльце и прислонился к перилам, отходя в сторону, чтобы не мешать снующим санитарам и раненым:
— Генерал Банга, — представился вяло. — Ночью к вам поступил мой человек. Одет в гражданское, по документам: Пастышевский Вадим Михайлович. Лет около тридцати пяти. Ранение предположительно в грудь.
Мужчина с минуту соображал, выискивая воспоминания больше в лицах мужчин во дворе, чем в своей голове и очнулся, закивал:
— Да, да. Поступил около двенадцати ночи. Именно проникающее в грудь, осколочное. Но он умер, не приходя в сознание.
Банга чертыхнулся про себя: накрылась связь с партизанским отрядом. А он как раз на линии прорыва войск и очень мог бы помочь.
— Вы уверены?
— Ааа? Да, да! Посту… Постышевский, гражданский. Он только один и поступил.
Лену рывком подняли с кровати, вырвав из забытья. Толкнули к дверям, а она не то что идти, стоять не может. Голова чугунная, плывет все перед глазами и звездочки мелькают. Ее под руки подхватили, потащили вниз, ноги о ступени забрякали. Девушка все пыталась голову поднять, спросить, что происходит, но сил не было.
Лейтенант отдал под козырек, увидев генерала на крыльце и, получил ответное приветствие. Артур оглядел девушку, висящую на руках конвойных: голова перевязана, лицо слева мелкими царапинами иссечено, из-под повязки от бурого пятна на виске вмятина с синевой, а в разрез исподней рубахи грудь видно. Девка. Глянула на него — взгляд пустой, безжизненный, и голову свесила. Интересно, за какие «заслуги» взяли? Впрочем, не интересно.
Махнул лейтенанту — свободны, опять к врачу обратился:
— Документы Постышевского где?
— Ааа?… Здесь, у меня в кабинете.
— Принесите.
— Ааа… Сейчас!
И суетливо ринулся в помещение.
Генерал вытащил папиросу, поглядывая на погрузку раненной в грузовик. Эффектно. Закинули как тюк, только сбрякала головой, борт давай закрывать.
Иван ему спичку с огоньком поднес, генерал закурил и замер: что-то не так. Эта женщина кого-то ему напоминала.
Постоял и к лейтенанту подошел:
— За что арестовали?
— Шпионка, товарищ генерал! — вытянулся тот.
— Так и сказала?
— Нет. Привезли ночью, перевязывать начали и обнаружили что документы на одно лицо, а лицо совсем другое.
— Покажите, — руку протянул. Лейтенант помялся — не положено. Но попробуй генералу перечить — вынул из кармана, подал.
"Лейтенант Осипова" — прочел и задумчиво на офицера уставился: ничего фамилия не говорила, а вот лицо, нет, ни той, что на фото в документе, а той, что в кузов сгрузили, что-то все-таки будило внутри. Память не отвечала — кто, но выдавала одно — знакома.
— Откройте кузов, вытащите ее, — приказал, сам не понимая, зачем ввязывается.
— Товарищ генерал, — заканючил лейтенант.
— Вам приказ неясен?!
Тот понял, кивнул ребятам. Рядовые нехотя борт опять открыли, за ноги девушку к краю подтянули, встать на ноги перед генералом заставили, зажав с двух сторон. Только все равно не стояла — висела.
Лена щурилась, пытаясь сфокусироваться и понять хоть что-то, различить хоть одно лицо, но все пятнами было — пятно темноты, пятно света — не разглядеть за ними ничего.
Банга в лицо ей заглянул и чуть не присвистнул: вот так встреча!
— Это моя, — бросил безапелляционно лейтенанту. — Грузите ко мне в машину. И аккуратно! — прикрикнул, вспомнив, как девушку кинули в кузов.
— Товарищ генерал, не имею права!
Артур молча достал свои документы и подал офицеру. Он прочел и засомневался:
— Но… — отдал обратно.
— Это мой человек, лейтенант, а не шпион. Что неясного? Я за ней и приехал, по всем госпиталям ищу.
— Нуу… Понял, — промямлил. — Мы свободны?
— Да. Начальству так и передай — генерал Банга забрал.
— Доложу, — глянул с сомнением, но делать нечего. В машину сели все, поехали, а генерал к своей подошел, склонился над раненной, которую на заднее сиденье положили. Смотрела она вверх, но видела ли что, Артур не взялся бы утверждать. Но улыбнулся ей:
— Здравствуй, племянница, — прошептал.
Вот так судьба-то крутит: искал одного, нашел другую, мертвый ушел, живая пришла.
Интересно, откуда у девушки чужие документы?
Ладно, потом раздернуться — сел в машину, положив голову Лены себе на колени. Трясти будет, ее хоть не сильно укачает.
Лена смотрела на него — глаза странные: один зрачок больше другого.
— Что племяшка, досталось? Ничего. Сейчас в другой госпиталь отвезем, там за тобой присмотрят, на ноги поставят. А я ведь искал тебя, и как раз в этих местах на твой след вышел. Отец твой меня чуть не съел за тебя, — хмыкнул.
Девушка молчала — она не понимала ни кто перед ней, ни что говорит.
Глава 40
Самое тяжелое — начинать жить после смерти. Ты словно заново учишься смотреть на мир, слышать, дышать. Так надо, говоришь себе, но понять — зачем — невозможно. Смерть перечеркивает все: желания, стремления, цели, какими бы большими, чистыми и светлыми они не были, перечеркивает тебя самого, и ты кажешься себе ничтожным, маленьким, как песчинка под ногами. Неуместным в этом мире, холодном как льды Арктики, жестоким, как сама смерть.
Николай сидел на берегу и смотрел на розовую полосу рассвета на горизонте, а ничего не чувствовал. Только одно понимал: если есть ад — то он здесь, сейчас, в его душе и вокруг.