Противостояние
Шрифт:
В. ПОЗНЕР: То есть вы даже и в этом случае не можете сказать, что если есть, то да?
М. КАНТОР: У необразованного населения, у населения, у которого ликвидировано образование, демократии быть по определению не может. Все разговоры об этом можно прекратить.
В. ПОЗНЕР: Значит, вы в отличие от многих не просто критикуете, но вы предлагаете некоторые рецепты. Вы говорите, что требуются определенные вещи. И таких требований у вас довольно много, я их насчитал около двадцати. В
М. КАНТОР: Владимир Владимирович, вы ведь тоже не можете не понимать того, что слово «популизм» абсолютно обоюдоострое. Когда политик говорит «Давайте сделаем демократию», это тоже популизм. «Давайте сделаем монетарную систему, давайте построим финансовый капитализм, давайте у нас будет равенство возможностей». Что, равенство возможностей у бабки из Жулебино и у владельца алюминиевого карьера быть одинаково обслуженными в суде? Нет такого равенства. И не будет. Поэтому все эти разговоры — это тоже популизм.
В. ПОЗНЕР: А все эти «требуется» — это туда же?
М. КАНТОР: Подождите, одну минуточку. Либо мы сказали, что любая риторика — это популизм. На этом давайте помиримся. Я буду тогда согласен с тем, что призыв туда и призыв сюда — это в любом случае популизм. Но давайте ни в коем случае не говорить, что призыв «Давайте будем бесчестными, давайте воровать», — это приведет к прогрессу.
В. ПОЗНЕР: Давайте на этом согласимся. Это даже не популизм, это ерунда. Марсель Пруст вам будет задавать вопросы в надежде, что вы очень быстро на них ответите.
М. КАНТОР: Мы даже не поговорили о моих картинах, Владимир Владимирович. Я — прежде всего художник.
В. ПОЗНЕР: А как говорить о картинах, когда их нельзя показывать? Понимаете? Какую черту вы более всего любите в себе?
М. КАНТОР: Работоспособность, упорство.
В. ПОЗНЕР: Какую черту вы более всего не любите в себе?
М. КАНТОР: Гордость.
В. ПОЗНЕР: В каких случаях вы лжете?
М. КАНТОР: Чтобы не причинить боль слабым.
В. ПОЗНЕР: Нравится ли вам ваша внешность?
М. КАНТОР: Мне безразлично.
В. ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы?
М. КАНТОР: С детьми.
В. ПОЗНЕР: Если бы вы могли изменить в себе что-нибудь одно, что бы это было?
М. КАНТОР: Я был бы терпимее.
В. ПОЗНЕР: Чем вы более всего дорожите в себе?
М. КАНТОР: Умением думать.
В. ПОЗНЕР: А в друзьях чем вы более всего дорожите?
М. КАНТОР: Верностью.
В. ПОЗНЕР: Какова ваша главная черта?
М. КАНТОР: Справедливость.
В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед богом, что вы ему скажете?
М. КАНТОР: Это вопрос атеиста. С богом я разговариваю ежедневно.
В. ПОЗНЕР: Сказать здесь больше нечего. Это был писатель, художник, философ, верующий человек Максим Кантор. Спасибо.
М. КАНТОР: Спасибо.
Вне всякого сомнения один из самых умных и образованных моих собеседников. Разговаривать с ним — этоудовольствие, которое можно сравнить с необыкновенно вкусным ужином, идущим по нарастающей и завершающийся вызывающим наслаждение десертом. Все было бы так, если бы не оставалось неприятное послевкусие: почти все посылы и утверждения господина Кантора вызывали во мне неприятие и протест. Причем начало посыла или утверждения не вызывает сомнений, но самый вывод ставит все с ног на голову. Не буду голословным:
То, что в Западной Европе был Ренессанс, а в России его не было, это трагическая правда. Да, это так. Но: трагедия не есть зло, это лишь развитие сюжета, которое доходит до катарсиса, российская история трагична, но это не значит, что она дурна. А разве кто-нибудь утверждал, что она дурна? Нет. Впрочем, разве трагедия может быть чем-то позитивным? Если утверждается, что с человеком или со страной произошла трагедия, разве это можно толковать как нечто позитивное? По Кантору получается, что можно: не было Возрождения в России, это трагедия, но это не дурно.
Россия лежит большей частью в Азии, меньшей в Европе. Конечно. А вывод какой? А вот какой: может ли огромная страна (Россия — В. П.) быть частью маленькой вещи (Европа — В. П.)? Следовательно, Россия — не Европа. При этом Кантор-писатель, Кантор-художник совершенно не обращает внимания на русскую литературу, живопись и музыку, шире говоря, на русское искусство, которое по существу является абсолютно европейским. И Кантор, говорящий, что главное в нем — это то, что он религиозный человек, опускает тот факт, что Россия — страна христианского исхода, а христианство есть религия европейская.