Противостояние
Шрифт:
– Продолжай.
– Нам надо рассчитывать на присяжных, – пояснил Девинс. – Двенадцать обычных болванов с улицы. Хорошо бы среди них оказалось побольше сорокадвухлетних дамочек, которые до сих пор могут пересказать «Винни-Пуха» от первой до последней строчки и хоронят домашних пташек во дворе своего дома. Очень бы хорошо. При отборе присяжных подробно информируют о последствиях вердикта по делу Маркэма. Им предстоит вынести смертный приговор, который будет приведен в исполнение не через шесть месяцев или шесть лет, когда они уже давно про него забудут: человек, которого они приговорят к смерти в июне, отправится к праотцам до Матча всех звезд [60] .
60
Имеется
– Умеешь ты нагнать страха.
– В некоторых случаях само знание об этом заставляло присяжных выносить вердикт о невиновности, – продолжал Девинс, пропустив слова Ллойда мимо ушей. – Это оборотная сторона прецедента Маркэма. В некоторых случаях присяжные оправдывали явных убийц только потому, что не хотели пачкать руки такой свежей кровью. – Он взял один лист из стопки. – Хотя сорок человек и казнили в соответствии с вердиктом по делу Маркэма, но прокуратура требовала вынесения обвинительного приговора по семидесяти таким делам. Из тридцати избежавших смерти двадцать шесть были признаны невиновными присяжными, и лишь четыре раза приговор отменял Выездной суд по особо тяжким преступлениям – один раз в Южной Каролине, два во Флориде и еще один в Алабаме.
– А в Аризоне?
– Ни разу. Я же тебе говорил. Кодекс Запада. Эти пятеро старичков хотят усадить тебя на сковородку. Если нам не удастся отстоять тебя перед присяжными, тебе крышка. Ставлю девяносто против одного.
– Сколько человек, дела которых рассматривались в соответствии с этим законом, присяжные признали невиновными в Аризоне?
– Двоих из четырнадцати.
– Выходит, шансы довольно дерьмовые.
Девинс обнажил зубы в волчьей улыбке.
– Следует отметить, что одного из этих двоих защищал твой покорный слуга. Он был виновен, как смертный грех, Ллойд. Совсем как ты. Судья Пешер двадцать минут орал на этих десятерых женщин и двоих мужчин. Я думал, его хватит удар.
– Если меня признают невиновным, они ведь не смогут судить меня снова, так?
– Никаких шансов.
– Так что попытка одна – либо все, либо ничего.
– Да.
– Черт!.. – Ллойд вытер лоб.
– Раз ты понял ситуацию, – кивнул Девинс, – и понял, что мы можем им противопоставить, то перейдем к делу.
– Я понял. Но мне это не нравится.
– Если б понравилось, я бы счел тебя чокнутым. – Девинс положил руки на стол, наклонился к Ллойду. – Значит, так. Ты сказал мне и полиции, что ты… э-э-э… – Он взял из стопки бумаг несколько листков, сцепленных степлером, просмотрел их. – Ага, вот оно: «Я никого не убивал. Всех убил Тычок. Это была его идея, а не моя. Тычок был чокнутый, и, по-моему, миру сильно повезло, что он подох».
– Да, так оно и есть. Ну и что? – опасливо спросил Ллойд.
– А вот что, – проворковал Девинс. – Из этого следует, что ты боялся Тычка Фримана. Ты его боялся?
– Ну, не то чтобы…
– Если на то пошло, ты боялся, что он тебя убьет.
– Не думаю…
– Боялся до ужаса. Поверь в это, Сильвестр. Просто срал кирпичами.
Ллойд нахмурился. Он напоминал
– Не позволяй мне направлять тебя, Ллойд, – покачал головой Девинс. – Я не хочу этого. Тебе может показаться, что я пытаюсь представить дело так, будто Тычок все время был под действием наркотиков…
– Но он действительно торчал! Мы оба торчали!
– Нет. Ты не торчал, только он. А обкурившись, он становился безумным…
– Истинная правда. – В памяти Ллойда призрак Тычка весело завопил: «Хоп! Хоп!» – и выстрелил в женщину, стоявшую у стеллажа в магазине в Бурраке.
– И он несколько раз наставлял на тебя пистолет…
– Нет, он никогда…
– Наставлял. Грозил, что убьет тебя, если ты не будешь ему помогать.
– Ну, у меня был автомат…
– Я уверен, – Девинс пристально смотрел на Ллойда, – что ты вспомнишь, если хорошенько пороешься в памяти, как Тычок говорил тебе, что автомат заряжен холостыми. Вспоминаешь?
– Ну, когда ты об этом упомянул…
– И именно ты удивился больше всех на свете, когда он начал стрелять настоящими пулями, верно?
– Точно. – Ллойд энергично кивнул. – Меня чуть удар не хватил.
– И ты уже собирался направить автомат на Тычка Фримана, когда его пристрелили, избавив тебя от этой необходимости.
Ллойд посмотрел на адвоката с зарождающейся в глазах надеждой.
– Мистер Девинс, – голос Ллойда звучал очень искренне, – именно так все и было.
В то утро, только позже, Ллойд стоял во дворе для прогулок, наблюдал за игрой в софтбол и размышлял насчет того, что сказал Девинс, когда к нему подошел здоровяк заключенный по имени Мазерс и ухватил за воротник. Голову Мазерс брил наголо, как Телли Савалас, и она зловеще блестела в горячем воздухе пустыни.
– Подожди, подожди! – заверещал Ллойд. – Адвокат пересчитал все мои зубы. Их семнадцать. И если ты…
– Да, Шокли так и сказал, – кивнул Мазерс. – Поэтому он велел мне…
Колено Мазерса поднялось и врезалось в промежность Ллойда. Его пронзила ослепляющая боль, такая мучительная, что он не мог даже вскрикнуть. Ллойд рухнул на землю, держась за причинное место. Мир застлал красный туман агонии.
Через какое-то время – кто знал, сколько его утекло? – он смог посмотреть вверх. Мазерс по-прежнему не отрывал от него глаз, выбритая голова все так же блестела. Охранники таращились куда угодно, только не на них. Ллойд застонал и шевельнулся. По его щекам покатились слезы, нижнюю часть живота, казалось, залили расплавленным свинцом.
– Ничего личного, – совершенно искренне сказал Мазерс. – Только бизнес, ты понимаешь. Я надеюсь, ты вывернешься. Этот закон Маркэма – просто жуть.
Широкими шагами он отошел, и Ллойд увидел охранника, прежде стоявшего у двери, за которой сидел адвокат, а теперь – возле поручня разгрузочной платформы на противоположной стороне двора для прогулок. Засунув большие пальцы за кожаный ремень, он широко улыбался, глядя на лежащего на земле Ллойда. А когда заметил, что Ллойд смотрит на него, поднял обе руки с оттопыренными средними пальцами. Мазерс подошел к платформе, и охранник бросил ему пачку сигарет «Тейритон». Мазерс положил пачку в нагрудный карман, отсалютовал и ушел. Ллойд по-прежнему лежал на земле, подтянув колени к груди, а в голове вертелись слова Девинса: «Это жестокий мир, Ллойд, это жестокий мир».