Протозанщики. Дилогия
Шрифт:
— Моих ребят? Пока вы тут умираете, нам старичка охранять?
— Почему нет? — настаивал Антип, — Когда пушки смолкнут — дадим знак, возвращайтесь и помирайте вместе со всеми на здоровье!
— А парень, может и прав, — негромко произнес капитан, — Правда, местность незнакомая, кругом болота.
— Со старцем не потонете, — заявил Руслан, соглашаясь, — Дорогу организует. Страшные места укажет. Необходимую точку вычислит.
— А… — начал военный, — Как бы тактичнее спросить… Он быстро ходит?
— Они сейчас почти совсем не ходят, — грустно вздыхает Руслан, — Сил нет. Придется тащить.
— Это
— Не тот случай, — успокоил Антип, — Они недавно и старцами-то не были. А еще раньше палачами работали…
— Что? Кем?
— Ой, не спрашивай, — засмеялся Анти-поэт, — Всего и не перескажешь.
— И правда, — задумчиво произнес Руслан, — Времени прошло-то ничего, а сколько событий. Какие повороты.
— Слышишь, ты, поворот, — Антип прижал к себе успокоившуюся Алену, — Вроде договорились? Заводим старца под охраной десантуры, первыми пускаем призраков, а как кончатся патроны, идем подыхать?
— Не хочу… — Алена снова испугано зарылась лицом в одежду приятеля.
— Тихо, малыш, тихо. Прорвемся!
— Да, план примерно такой. Принимаем?
— Чего так холодно-то? — ежился Антип, разглядывая построенное на площади Велия войско, — Бородино, что, зимой было?
— Вообще-то в августе, двоечник, — улыбнулся Рустам.
— В очень холодном, надо сказать, августе.
— Это нервяк выходит. Как Алена, успокоилась? — поинтересовался Руслан.
— Ага, нервяк и коньяк! Не успокоилась. Боится. Предлагал ей валить отсюда подальше — уперлась, не уходит.
Утренний ветерок действительно прохладен, но не настолько чтобы вызвать дрожь. Ранняя зелень распустилась за ночь до полноценной листвы. Травы поднялись, пропустив цветение, сразу до предосенней, семенной стадии. Злой волей врага родился в несчастной природе август. Нет необходимости в издевке над естеством, просто уверен Савриил в победе на миллион процентов, вот и развлекся, раскрашивая фон в цвета Бородинской битвы.
— Чего мы так рано-то? — не унимался Антип, растирая озябшие плечи.
— Чтобы внимание от десантников отвлечь, — напомнил Руслан, протягивая поэту фляжку.
— Что это? Волшебный эликсир?
— Да. Волшебный, армянский эликсир.
— Армянский? Почему армянский? Типа, гора Арарат? Ной? Потоп?
— Ну, понесло! Просто коньяк.
— Откуда коньяк? И зачем? Ты же… непьющий, вроде?
— Я и не пью. Это тебе. Вчера отлил немного, зная, что сегодня понадобится. Есть оловянные проблемы, которые можно устранить только оловянными средствами.
— Молодец! Хвалю, — Антип открыл фляжку, — Многому научился у нас.
— Ладно бы чему хорошему. Пей, алкаш!
Десантники неслышными перебежками перемещались меж могущих елей. Голые корни, корявыми змеями выползли на поверхность, затрудняя движение. Рыжая хвоя, мягким ковром устлав землю, проминалась под тяжелой поступью. Ни дороги, ни тропинки, ни даже намека на них. Только хвойный лес, могучий и древний, без кустов и прочих проявлений подлеска, без нижних ветвей, а лишь с раскидистыми, густыми макушками гудел вверху, закрывая небо огромными лапами.
Крепкие носилки сбили из свежих жердей и водрузили на тренированные плечи десантников. Сверху лежал усталый, почти обессиленный старец, жестами указывая направление. Глаза закрыты. Губы без устали нашептывают. Три десятка хорошо обученных спецов беззвучно движутся за носилками, профессионально озираясь по сторонам. Луки, усиленные, улучшенные руками мастеров, натянуты в ожидании противника.
Старец издал невнятный звук, предупреждая об опасности, и процессия остановилась. Дрожащая длань указала вперед. За стволами вековых елей брезжил солнечный свет; стало очевидно, что впереди другая растительность, но деталей пока не разглядеть. Дальше двинулись аккуратно, стараясь слиться с окружающим пейзажем.
Картина изменилась. Могучие ели отступили, и взгляду открылись заросли их странных, изувеченных собратьев: тощие, болезные елки стрелами тянулись к солнцу. Ровные стволы заросли щетиной иголок, но ветви собраны лишь вверху, корявыми округлыми париками угнездившись на макушках. Странные «пальмы» одеты в рыжую хвою, сверкая на солнце нездоровой, пугающей краснотой.
Блеклый подлесок, бьющийся за солнце, оплел их, создавая непроходимые преграды. Нет ни птиц, щебечущих в страшных ветвях, ни гадов, шипящих у корней, ни зверей, ни насекомых. Полная болезненная тишь!
Старец снова привлек внимание. Бойцы остановились. Сухая рука вытянулась вперед, сопровождая шепот едва заметными движениями. «Опасность! Радиация…» — догадался капитан. Бормотание старца усилилось, и на рыжих елках вспыхнули маленькие точки цвета расплавленного олова. На кронах, стволах, возле корней загорелись едва уловимые огоньки, с каждой секундой набирающие силу. Миллионы крохотных фонариков, различимых и при солнечном свете, словно размножались, делились, легко потрескивая.
Тонкие дрожащие лучики вырвались из ярких точек, устремляясь к соседним огонькам. Те, в свою очередь, выпустили светящиеся нити к следующим. Плелась сеть! Огромное, могучее покрывало, прячущее, укутывающее болезные древа. Наконец, «пальмы» оказались полностью одетыми в сверкающий покров. Яркие точки по-прежнему светились, но лучи ввили их в единую, монолитную ткань.
Ясно, что это защита, очевидно, что видна она только им, из-за старца, расположенного рядом.
— Можно идти, — скомандовал капитан.
— Андрей, одумайся! Решись! До сражения минуты. Неужели просто дашь погибнуть нашим?!! — Михаил был в ужасе от происходящего, — Этого не происходит! Это сон! Ты не можешь так поступить. Не можешь погубить столько людей, когда есть возможность к спасению!
— О чем ты просишь?!! Что я должен сделать?!! Предать идею? Смысл? Себя? Тебя? Нарушить слово, выданное мною, Предательски разбивши договор?