Проучить магистра
Шрифт:
— По мне разве не понятно, что не беременна?
— Срок небольшой, родня настаивает на аборте, вот ты и бросилась в монастырь за поддержкой.
— Я всю эту белиберду должна кому-то говорить?
— Нет, просто объясняю, чтобы ты не удивлялась. Назовёшься. Этого достаточно. Тебя проводят в келью.
— А в келье?
Мы остановились около запертой калитки. Олеандр приблизился и зашептал:
— Эльчиане скажешь, мол, сын шлёт привет и просит передать ему медальон. Она знает какой.
Речь шла либо об артефакте, либо о ценной вещице. Я сомневалась,
— Хм-м… Вряд ли мне поверят на слово.
— Поверят. О медальоне никто не знает кроме меня и матери. Двадцать лет назад я отправил его сюда курьером. Тайно. — Олеандр поморщился, осуждая собственную мальчишескую выходку. — Давал понять Эльчиане, что отказываюсь от неё, как от матери. Вот, посмотри!
Я взглянула на миниатюрный портрет в ладони магистра.
— Это она?
Изображённая молоденькая принцесса была больше похожа на короля, чем на Олеандра. Точнее, на Эльчиану больше походил племянник, чем сын.
— Возьми на всякий случай, покажешь, если потребуются доказательства твоей миссии.
Я сжала миниатюру в кулаке, но не торопилась уходить:
— Можно прямо сейчас получить плату?
Олеандр поморщился и приоткрыл полу плаща, из внутреннего кармана торчал уголок знакомого мне блокнота.
— Ты мне медальон, я тебе запрещённые заклинания. Даже не буду спрашивать, зачем они тебе.
Всё понятно. Но пусть не надеется получить желаемое, не отдав мне блокнот. Как говорится, деньги вперёд.
Я шла длинным сумрачным коридором за провожатой — сгорбленной послушницей в сером балахоне. Попадавшиеся на пути монашки смотрели с презрением, но стоило им встретиться со мной взглядом, удивлённо вскидывали брови. Я не сразу сообразила, что следовало принять покаянный вид. Шла, гордо расправив плечи, вертела головой, покашливала от удушливого запаха свечей и слишком густого аромата ладана, а должна бы изображать оступившуюся девицу, преданную любовником и едва ли не проклятую роднёй. Что делать! Как обычно в незнакомом месте я нацепила любимую маску строгой математички, от тела это, как ни странно, не зависело.
Рассмотреть психологический казус со всех сторон я не успела, моя провожатая свернула в закуток и замерла около тёмной двери:
— Матушка здесь. Постой пока, доложу.
Послушница нырнула в проём, я расслышала её торопливое бормотание и ответ:
— Ожидаю. Пусть войдёт несчастная.
Голос показался мне молодым.
Келья имела ещё одну боковую полураскрытую дверь и окно с широким подоконником, уставленным коробочками, футлярами, стопками книг и мелочовкой — как можно предположить, дарами от посетителей. По углам стояли высокие тумбы с подсвечниками, над ними висели доски, испещрённые магическими знаками, вдоль стен тянулись лавки, отполированные многочисленными посетительницами. Сама схимница сидела у подоконника на такой же скамье. Одета она была в чёрную рясу с белыми светящимися символами. Сходу трудно определить: то ли колдовское свечение, то ли обычная люминесцентная краска. Голову женщины покрывал глубокий капюшон, бросающий такую густую тень, что лица не разглядеть. Подчиняясь мановению руки, я должна была опуститься на колени — в двух шагах от матушки для этих целей постелили коврик с примятым ворсом.
Поскольку покаяние в мои планы не входило, коврик я благополучно перешагнула, подошла к схимнице вплотную и зашептала:
— Меня прислал ваш сын.
— Какой сын? — удивлённо переспросила монахиня, и дёрнулась, обдав меня запахом малинового варенья.
— Олеандр. — Я взглянула сквозь широкую щель в соседнюю комнату, где на столике дымился чайник и теснились вазочки с угощением. — Запамятовали?
Монахиня встала, обогнула меня и плотнее прикрыла дверь. Прочистила горло и резко обернулась:
— Что ему понадобилось вдруг?
— Ваш сын просит вернуть медальон.
— Какой ещё медальон? — невозмутимо переспросила женщина, вернулась на скамью и жестом пригласила занять место рядом.
Я послушно уселась и доверительно шепнула:
— Он говорит, что вы знаете.
— Даже близко не представляю.
Вот те раз! Моя миссия провалилась? Как же так? Я занервничала и повысила голос:
— Двадцать лет назад Олеандр отправил медальон вам. Курьером. Вспомните, пожалуйста.
Сама удивилась умоляющим ноткам в голосе. Схимница сгорбилась, погрузившись в размышления, с минуту молчала, потом радостно воскликнула:
— Так это о посылке? Давно дело было, просто из головы вон!
Она обернулась, пошарила по подоконнику, ища нужную коробку, немного запрокинула голову, отчего капюшон стал сползать. Мне открылась нижняя половина лица: чересчур маленький рот, приплюснутый нос, рытвины на рябой коже. Упс! Даже если художник врал, выписывая миниатюру, и принцесса не так хороша, что делать с легендой о гареме, где Эльчиана была любимой наложницей? Или это жизнь в монастыре так её изуродовала?
Получив картонную коробочку, в которой предположительно находился требуемый медальон, я не торопилась уходить. Поблагодарила и продолжала сидеть.
— Что-то ещё? — раздражённо спросила монахиня.
— Где принцесса?
В ответ полилась нудная проповедь о том, что в монастыре все равны: ни королев, ни фрейлин, ни служанок… Я, не дослушав, сдёрнула с головы схимницы капюшон. Моя догадка верна. Испуганной тётушке едва ли сорок. Выпуклые скулы, узкие глаза, скошенный лоб. Ничего общего с образом красавицы принцессы. Я вытащила из кармана миниатюру и ткнула обманщице в нос:
— Где её высочество Эльчиана? Что с ней сделали?
— Не зна-а-аю, — заскулила монашка.
Я встала, прижимая к груди коробку с медальоном, и пригрозила:
— К настоятельнице пойду, может, она объяснит, что здесь творится?
— Нет! Не надо, прошу вас! — подложная схимница бросилась на колени, прижимая руки к груди в молящем жесте: — Погонят меня! Куда пойду? Даже в поломойки не возьмут рябую уродину!
— Что же это, — удивилась я, — начальство не в курсе, что вы не Эльчиана?