Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России
Шрифт:
Часть II.
Американский крестовый поход и посткоммунистическая Россия: безумие и трагедия 1992–2000 гг.
Ибо глупцы спешат туда, куда и ангелы ступить боятся.
Вашингтон и другие столицы [западных государств] имеют свой огромный интерес в написании истории ельцинской эпохи, начавшейся в Москве.
Журналисты любят повторять, что их работа — это «первый, черновой набросок истории». Освещение американской прессой событий 90-х гг. в России, как мы видим, не тянет даже на черновик. В этой части книги я хотел бы представить альтернативный вариант изложения этого периода истории, складывающийся из девяти статей и одного интервью, опубликованных мною в одном еженедельнике и двух газетах. Две статьи были написаны для показаний в Конгрессе, остальные явились реакцией на текущие события{141}. Выстроенные в хронологическом порядке, они образуют своеобразную аналитическую летопись событий в посткоммунистической России в контексте американской политики.
Все статьи и интервью даны здесь в том виде, как они впервые были опубликованы, за исключением постскриптумов к каждой из них, данных 2000 г., дополнявших последний сюжет, и небольших исправлений. Текст одной статьи, сокращённый редакцией газеты, здесь приводится в полном виде, а в другую добавлены несколько строчек из статьи, опубликованной в то же время, но не вошедшей в состав книги{142}. Я также убрал некоторые отступления от основной темы, не представляющие интереса, и вставил отдельные слова и даты, чтобы конкретизировать тот или иной период. Многие статьи были написаны примерно тремя неделями раньше даты их публикации в прессе (даты приводятся в конце статей).
Эта часть книги преследует ещё одну цель. Американские учёные и другие комментаторы, не сумевшие правильно оценить посткоммунистические события 90-х гг., обычно объясняют свою неудачу тем, что, как выразился один известный историк, никто не ожидал, что Россия окажется сегодня в таком тупике. А один ведущий экономист, оглядываясь назад на события «переходного» периода, заявил: «Россия всем нам преподнесла сюрприз… И оптимисты, и пессимисты могли найти в ней подтверждение своих былых предположений, но оказались озадачены, в той или иной степени.» Или, как более кратко выразился один журналист, «все оказались неправы»{143}.
Подобные утверждения не только грешили против истины, но и уводили в сторону от полноценной дискуссии на тему, что произошло в России и в чём была ошибка Америки. Они, как минимум, не учитывали и, значит, исключали аргументы, приводимые теми немногочисленными учеными (в том числе, мной), которые не поддерживали американскую политику и предупреждали о её возможных губительных последствиях. Среди них, например, были несколько экономистов иной, нероссийской специализации{144}. (Вообще, следует отметить, что у администрации Клинтона всегда было достаточно критиков — даже тогда, когда это ещё не было модным — причём в основном среди консерваторов){145}.
Была и ещё одна важная вещь. Утверждать, что никто не понимает посткоммунистическую Россию, значит — возвращаться к старому и сегодня как никогда более опасному представлению, будто бы Россия, коммунистическая или любая другая, настолько ненормальна, что просто не доступна пониманию. Это идёт от высокомерия первых крестоносцев начала 90-х гг., уверенных, что они знают о России всё, и не желающих ничему учиться. С политической точки зрения, это значит сводить огромную мировую державу с ядерным потенциалом до положения аномальной зоны, которую можно только изолировать и сдерживать
Отсюда — возрождение неудачного афоризма Уинстона Черчилля о том, что Россия — это «загадка, окутанная тайной и покрытая мраком», и распространившееся мнение о «пагубности» этой страны для американской политики и начинаний. Так, для одного весьма интеллектуального западного журнала, Россия превратилась в «странную страну, возможно, уникально странную страну». Даже администрация Клинтона, в полном несоответствии со своими миссионерскими задачами, согласилась с той банальной глупостью, написанной поэтом Х1Х-го века, которую очень любят повторять сентиментальные российские интеллектуалы и их сторонники на Западе: «Умом Россию не понять… В Россию можно только верить»{146}. Всё это не просто неверно: отказ от разумного объяснения событий в мире, который углубляющийся российский распад делает всё более опасным, чреват непредсказуемыми последствиями.
Представленные ниже публикации, как и работы некоторых моих коллег, свидетельствуют, что Россию можно понять умом и, соответственно, умно к ней подойти. Для этого не нужно ни особых мозговых усилий, ни какой-то особой методологии или теории — только желание отбросить предрассудки и узнать как можно больше о российском прошлом и настоящем. Однако, учитывая то, насколько мои предположения, в конце концов, оказались правильными, я предпочёл бы ошибаться.
ЧТО ЖЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОИСХОДИТ В РОССИИ?
Март 1992 г.
Вопрос: Традиционный разрыв между советской реальностью и восприятием этой реальности американскими средствами массовой информации был постоянной темой Вашей рубрики «Sovieticus» в «The Nation» в 80-е гг. Вы недавно вернулись из посткоммунистической России. Учитывая все изменения, произошедшие в бывшем Советском Союзе и конец советской цензуры, исчез ли этот разрыв?
Стивен Коэн: Сегодня мы имеем гораздо больше информации о советских и особенно российских делах, чем мы имели до прихода в 1985 г. к власти Михаила Горбачёва. Улучшилось и американское освещение событий: оно стало менее примитивным и более подробным. Но в наших средствах массовой информации (особенно в том, что касается комментария) и в нашей политике возникло много новых стереотипов, мифов и ошибочных концепций. И хотя они полностью противоположны ошибкам и мифам «холодной войны», они также больше способствуют запутыванию, чем прояснению ситуации. И так же, как в годы «холодной войны» это может затруднить организацию полноценной, объективной, основанной на фактах, а не на эмоциях, дискуссии о России в сегодняшних Соединённых Штатах.