Провалившийся в прошлое
Шрифт:
Въехав внутрь, Митяй и вовсе чуть не свалился от удивления с Ижика. От прежнего стойбища не осталось ни малейшего следа. Вместо меховых шатров стояло полтора десятка здоровенных домов, построенных из бруса и оштукатуренных кабардинской штукатуркой. Правда, беспорядочно, как говорил в таких случаях дед Максим, как бык поссал.
Из всех домов к ним с восторженным рёвом и визгом выбегали жители поселения, а Денго примчался даже босиком.
Митяй попросил Таню слезть с мотоцикла, чтобы, усадив вождя, попросить её сесть повыше, на мешки, притороченные к багажнику. Можно прямо на шею к этому великовозрастному босяку, но это было бы уже лишним. Через три минуты они подъехали к большому квадратному дому, в котором жил вождь и большая мать Каныпа, о которой Денго редко вспоминал как о родной матери. Митяй представил домочадцам вождя свою жену, после чего попросил их всех, кроме большой матери и её сына, покинуть помещение и даже не пытаться приближаться к дверям, чтобы подслушать, о чём пойдёт разговор. Поскольку в доме имелась всего одна комната размером десять на десять метров, Таня утащила Каньшу в один угол, а Митяй Денго в другой. Ведл, демонстративно обнюхав вождя – тот оказался чист, – приказал ему срочно заголяться, после чего принялся передавать одну обновку за другой, а когда причесал его длинные волосы, роскошную бороду и надел на благородной формы голову венец, на правую руку тяжёлый фигурный браслет, на средний палец правой руки массивный перстень с круглым агатовым кабошоном и сунул под нос большое зеркало, то вождь отшатнулся и воскликнул:
– Митяй, что ты со мной сделал? Это не Денго!
Всё это время из того угла, где Таня переодевала старую Каньшу, доносился радостный громкий визг и истошные, совершенно сумбурные вопли. Вот и говори после этого, что древние люди не имели чувства прекрасного. Ещё как имели!
Митяй, щеголявший в точно таком же наряде, только с иной отделкой, широко осклабился и ответил:
– Денго, я превратил тебя из отсталого вождя в драных шкурах, какими на базаре торгуют по чирику за пучок, в великого и мудрого могущественного князя. Князь, старина, это очень большой человек, это то же самое, как если сложить в кучу десять раз по десять полных рук самых толстых и мордастых вождей охоты. Понятно? Мне только не нравится твоё имя, старик. Как собачья кличка сойдёт, а для настоящего князя никак не катит. Раз ты теперь у нас такой красивый и важный, давай я дам тебе новое, крутое пацанское имя, чтобы все вокруг на жопу падали? Ты же знаешь, что моё большое имя – Дмитрий, а для своих друганов я просто Митяй, Митька. Ну, старина, как тебе моё предложение, нравится или ты против?
Денго ухватил бороду правой ручищей, бросил взгляд на перстень и браслет в форме рельефного пещерного льва, обвившего своим телом его запястье, кивнул и пробасил на смеси аларского, даргаларского и русского языков:
– Ты меня уговорил, брат. Какое имя ты хочешь дать князю, который останется Денго только для тебя одного и Тани? – Тогда нарекаю тебя Денисом, первым князем Кавказа, и клянусь быть тебе братом и опорой во всех твоих делах, но только в праведных и добрых, – торжественно сказал Митяй и обнялся с вождём, именуемым теперь князем, как один великий охотник с другим великим охотником. И добавил: – А теперь пошли к столу. Тяпнем по стакану нашего с тобой особого чая, дружище, который я доливаю в обычный чай только по очень важному поводу, и поговорим вместе с твоей матерью-княгиней о важных и насущных делах. Я ведь приехал к тебе за долгом, Денис, а долг, он того, платежом красен.
Когда Денго увидел свою мать в новом наряде, да ещё и с украшениями, то сначала не узнал, но разом помолодевшая, раскрасневшаяся от удовольствия старая Каньша, хотя ей было максимум шестьдесят пять лет и кусаться она могла всеми тридцатью двумя зубами, тут же заявила:
– Митяй, Таня мне обо всём уже рассказала. Дай и мне княжеское имя!
– Нарекаю тебя Ксенией, мать-княгиня! – тут же напыщенно произнёс Митяй и отвесил поклон.
Стол, к которому Таня подкатила Ижика, был сколочен грубо, оказался высоким, чтобы сидеть за ним, рядом стояли лавки. Денго широко заулыбался и сказал:
– Вот, Митяй, как ты и говорил мне тогда, велел олродам изготовить для своего нового дома стол настоящего вождя. Высокий, чтобы сидеть за ним с прямой спиной, а не горбиться, как собака. – И тут же спросил: – Неужто твоя Шишига родила сына, Митяй? Как его зовут? Он трещит даже громче матери.
– Нет, это не сын Шишиги, Денго. Он по возрасту старше Каньши будет и Шишиге в матери, а то и в бабки годится. Это брат мой, Ижик, мой славный, верный, неумирающий Ижик.
Они чинно сели за большой деревянный стол, Таня быстро сервировала его, выставив деликатесы, бутылку коньяка и термос с чаем. Щедро сдобрив чай коньяком, Митяй принялся втолковывать Денго и Каньше, что ониприехали в их стойбище городского типа за невестами для ведлов-мастеров, рассказав заодно и о том, что хочет слить в одно два весьма немаленьких племени, построить для него рядом со своим домом город, состоящий из больших каменных домов, и поставить в нём князем Дениса, а княгиней и большой матерью – Шашембу, но та будет должна попросить его об этом и разогнать всех своих любовников, а он выдать замуж за её воинов своих подружек, можно не сразу, а где-то через год, не раньше.
Старая Каныпа, державшая ушки топориком, сразу же сказала:
– Правильно, Митяй, ей спешить не нужно. Она сначала должна родить от тебя девочку, чтобы стать великой ведлой, а уже потом Шашемба родит много сыновей от Денго. Сколько у неё детей?
Таня доложила:
– Нет ещё ни одного, Каньша. То есть она родила одного сына после окончания детства и завязала узел, чтобы сначала найти свои говорящие камни, а уже потом родить ведлу.
– И это тоже правильно, – резюмировала старая Каньша. – Если вы с ней одной крови, то сначала она должна найти свои говорящие камни, а уже потом ты, иначе и великая мать Шашемба потеряет всю силу, а ты не сможешь войти в полную силу ведлы.
Кивнув, Таня сказала:
– Я знаю, Каньша. Я уже нашла свои говорящие камни на раскрытых ладонях Марии, но не брала их в руки, а только построила над ними прочный дом из больших камней, чтобы река их не унесла куда-нибудь. Митяй изготовил цемент, это такой серый порошок, который делает камни и склеивает их между собой, и они будут ждать меня столько, сколько нужно.
Митяй ждал, что скажет Денго, и тот, тряхнув блондинистой головой, широко улыбнулся и сказал:
– Быть князем и жить в большом городе, чтобы строить такие же города для тех своих сыновей, кто будет того достоин и сможет собрать вокруг себя другие племена, как это сделал его отец, это хорошо, брат. – Помолчав, он добавил: – Но куда лучше иметь всего одну молодую, но не юную женщину, да ещё и великую ведлу. Я согласен оставить здесь будущим летом все дома, сесть на водяную Шишигу и поплыть в твой город, который станет моим. Мне непонятно одно, Митяй. Разве так я должен отдать тебе свой долг? Ты завтра привезёшь в моё стойбище, окружённое от зверей высокими стенами, умелых ведлов-мастеров, и те принесут мне, моей матери-княгине и другим матерям богатые дары за то, от чего они готовы и сами избавиться? Разве так нужно отдавать великие долги, брат мой Митяй?
Митяй кивнул и успокоил его такими словами: – За княжение в Дмитрограде и за племя Гремящей Воды, которое я отдам под твою руку, князь Денис, ты мне заплатишь потом, не сегодня и сполна, а сейчас я плачу тебе за невест для моих учеников, а также за тех пятерых самых лучших воинов, которых ты со мной отправишь, чтобы я мог спокойно отправиться по первому снегу в стойбище Шашембы. И запомни, князь: яйца в нашем мире ничего не стоят, а вот мохнатому лукошку цены не сложить, так что я заплачу за право привезти в твоё стойбище женихов, чтобы те выбрали себе невест, по справедливости. Это за мясо, шкуры и прочее добро, включая даже самое лучшее оружие, цена должна быть смешной, а за невесту нужно платить богатый выкуп. Она же будет тебе усладой в постели и родит много детей, а значит, в старости ты не останешься один и будет кому подать тебе миску с кашей. А сейчас ты соберёшь всех женщин, у которых есть молодые дочери, но не больше одного ребёнка, а лучше тех, у кого вообще ещё нет детей, и объявишь, что завтра утром Шишига привезёт к ним семь ведлов с богатыми дарами и они выберут себе невест. Позже я привезу ещё восемь ведлов. Ты должен успокоить всех остальных женщин и сказать им, что на следующий год дашь каждой по горячему самцу, и тогда твои охотники и олроды уже не станут прятаться от баб по кустам, чтобы те их не сцапали.
Денго и его мать громко расхохотались и встали из-за стола, чтобы выйти из дома. Вождь велел оповестить женщин, имеющих молодых дочерей, что он ждёт их у своего дома, и, когда те пришли, встал приосанившись. Соплеменницы смотрели на него во все глаза, а некоторые даже протирали их кулаками со сна и ничего не могли понять, пока тот не рявкнул свирепым голосом:
– Чего встали, как мерлады, и хлопаете глазами? Я уже не прежний великий охотник и ваш вождь Денго! Меня теперь зовут князь Денис, и вы у меня скоро-скоро тоже станете такими же красивыми. Это сделаем для вас мы, я, ваш князь, и мой брат Дмитрий, повелитель Шишиги и Ижика.
Мерладами даргалары называли сусликов, так что это было весьма обидное сравнение, и народ стал быстро расходиться, понимая, что им лучше не сердить вождя, занятого серьёзным и важным делом. Вскоре к дому Денго примчались женщины в более похожих на нормальную одежду мехах, чем несколькими минутами раньше, приведя с собой целый выводок, дюжин пять, не меньше, невест, и тут же принялись ссориться с вождём, почему тот заказал так мало женихов, а заодно выспрашивать, что это ещё за богатые дары им обещаны. Хотя товарных отношений никто в племени даргаларов не знал, понятия дара, как и понятие его ценности, даргаларам уже было известно, и слово «момор» Митяю следовало переводить на русский язык как «ценный, нужный или полезный», поэтому он так и сказал – «момор бахтак», вкладывая в эти слова понятие «богатый дар». Таня, уже довольно хорошо разговаривающая по-русски, была с этим вполне согласна и принялась, энергично жестикулируя, объяснять, что войдёт в этот самый момор бахтак, а когда дошла до того, что за каждую невесту жених ещё и даст три больших сладких камня, из которых можно сварить тридцать больших котлов самого сладкого чая, возмущение мамаш столь скудными запасами женихов резко усилилось. Все тётки хотели получить сладкий камень за своих дочерей. Похоже, что мнением невест никто вообще не интересовался, и тогда Митяй сурово рявкнул на их горластых мамаш и, вертя Таню перед молодыми, без какого-либо подвоха, невестами, принялся рассказывать, что огребут те, если станут добрыми, нежными и ласковыми подругами его ведлов, знающих такие охоты, о которых, кроме него, вообще никому неведомо. Попутно он сразу же успокоил всех невест, что на следующее лето приведёт им столько женихов, что их хватит на всех женщин, но сначала даргаларки должны доказать ведлам-аларам, что они стоят таких капиталовложений. В общем, витийствовал он, как профессиональная сваха, если и того не лучше, как организатор невероятно хитрой и изощрённой пирамиды.