Проверка на разумность
Шрифт:
Путь в родное гнездо по земле опасен: на темных улицах, куда только в полдень попадали лучи местного светила, жили стриги — мелкие твари питающиеся пометом летунов и всем тем, что падало на них сверху.
Они были полезны, без них не смог бы существовать ни один город: в тех поселениях, откуда уходили эти существа, начинался мор, размножалось множество мелких насекомых, которые питались пухом и пером, и тогда летуны вынуждены были улетать в другие края.
К несчастью стриги считали улицы своей территорией и защищали ее от тех, кто вынужден по ним ходить, даже если они знали, что те относятся к высшей расе. Именно поэтому птахе приходилось сражаться с ними каждый
В этот раз пока Алана добиралась до своего гнезда, ей трижды пришлось вступить в схватку со стаями стригов. На теле, покрытом мелкими серыми перьями, осталось немало ранок от мелких, но острых зубов падальщиков, особенно сильно досталось левому крылу, из которого вырвали пучок мелкого пуха, защищающий тело от холода высоты.
А что делать, если прекрасное желтое небо недосягаемо? Умирать ей не хотелось, и птахе приходилось сражаться за каждый новый день, закаляя свой характер.
Она с каждым днем все острее ощущала, как быстро приближается двадцать первый день рождения, после которого ее перестанут замечать все, и она окончательно превратится в ползуна, причем в того, у которого нет никакой надежды на то, чтобы почувствовать всю беспредельную глубину неба. И тогда…впрочем, она не знала, что будет. Бросаться с уступа вниз она точно не хотела, потому что одна мысль о том, что ее мертвое тело станут рвать на части вечно голодные стриги приводила ее в ярость.
Как Алана завидовала тем, кто стремительно проносится темными тенями по ярко-желтому небу, исчезая в темных провалах своих гнезд, как она хотела оказаться с ними рядом, а не тащиться мрачными, улицами, ожидая каждое мгновение нападения из-за угла или из темных сырых подвалов.
Но это был ее путь, и помочь ей пройти, не могли даже родители, да они и не смогли бы — пробраться по узким улицам мог только ползун, летунам не хватало места для маневра. Мало того, что само расстояние между улицами было небольшим и требовало мастерского владения крыльями, но здесь кроме того имелось немало встречных воздушных потоков, которые опасны даже для самых опытных.
Но самое скверное состояло в том, что эта дорога была невероятно грязна: летунов мало интересовало то, что находится в темной глубине под гнездами, поэтому все отходы они столетиями сбрасывали вниз, и только стриги спасали их от эпидемий.
Птаха яростно прощелкала ругательство, услышав жадное верещанье из подвала соседнего дома. Не стоило ей думать об этих тварях, забыла о том, что пока их не замечаешь, то и ты для них не существуешь.
Твари выскочили перед ней из подвала высокого дома-уступа нестройной толпой, и гневно зарычали, тут же и сзади послышалось злобное ворчание. Она оглянулась, позади нее другая многочисленная стая перекрывала путь к отступлению.
— Что же вы, гады, ничего не учитесь? — Алана решительно зашагала вперед. — Если вы до этого ничего у вас не получалось, то почему считаете, что сегодня вам что-то удастся?
Но, похоже, на этот раз стриги придумали кое-что новое, видимо, специально для нее. Едва она приблизилась к первому и самому крупному стригу, пощелкивающему зубами, по всей видимости — вожаку, как с первого нежилого уступа ей на спину спрыгнуло несколько особей.
Птаха не растерялась, поскольку подсознательно была готова к чему-то подобному. Она резко взмахнула крыльями, крутнулась на месте, разрывая острыми длинными когтями падающие на нее мягкие тельца с жадно вытянутыми вперед острыми мелкими зубами.
Троих она сбила, но два стрига, вцепились в крылья, поползли по ним к слабо защищенному горлу.
— Неплохо! — яростно прощелкала Алана, сбивая их точными ударами клюва. — На этот раз вы меня не разочаровали! Ну что ж, посмотрим, кто победит!
Словно в ответ на слова из подвала выскочила еще одна стая. Это было уже много, но сдаваться птаха не собиралась, ибо тот, кто итак обречен умереть, ценит каждый миг жизни, и так просто у него ее не отнять.
Дальше все для нее расплылось в яростной долгой схватке, в которой ее кусали со всех сторон, запрыгивали на спину, пытались выцарапать глаза и сбить с ног.
Она же пустила в ход свой длинный хвост с острым шипом на конце, которым сбивала с ног покрытые серой шерсткой визжащие от боли существа, калеча и убивая. Через десятую долю клика стриги испуганно разбежались, а птаха устало присела на выпавший из стены камень.
Рядом с ней валялось четыре тушки мертвых стригов, и две еще дергалось в предсмертных конвульсиях, она добила их клювом и стала разрывать на части, выбирая лучшие кусочки сырого мяса.
Это был самый приятный момент ее путешествия, потому что она ела то, что убила сама. В этот момент, закрывая глаза от наслаждения, птаха ощущала себя смелой и быстрой охотницей, хоть и понимала, что ее мастерства хватает только на этих мерзких тварей живущих в сырых и темных подвалах. Но мясо все равно казалось невероятно вкусным, а запах крови пьянил не хуже сонной травы.
Когда она съела всех, кого сегодня смогла убить, то спокойно продолжила свой путь, и через полклика без особых приключений добралась до основания родного утеса.
Немного передохнув, она вскарабкалась на первый уступ, потом на следующий. Всего их было пятнадцать, и на каждый ей приходилось подниматься, цепляясь когтями за неровности в скале, чтобы попасть домой.
Чем выше она поднималась, тем лучше становилось ее настроение, вероятно, потому что желтое прекрасное небо становилось ближе с каждым преодоленным метром, а мерзкий запах гуано становился слабее. На десятом уступе через стены огромных домов пробился ветерок, охлаждая усталое и взмокшее от пота тело.
Когда она, тяжело дыша, заползла в гнездо, родители уже пару кликов сидели на своих насестах и дремали, для них полет с космодрома длился не больше десяти минут.
Отец недовольно взглянул на нее одним глазом, когда она, переваливаясь на уставших лапах, вошла в пещеру, и сердито щелкнул клювом. Алана его понимала, иметь в своем потомстве ползуна — позор для него и всего клана, в иерархии которого родитель занимал далеко не последнее место.
— Умойся, от тебя пахнет стригами и гуано наших предков, которые когда-то основали этот город, — проворчал он. — Твои перья свалялись и покрылись пылью. Предупреждаю, если ты не будешь за ними ухаживать, то скоро они отпадут, и тогда у тебя не останется ни единого шанса взмыть в небо.
— Я умоюсь, отец, как только немного отдохну, — устало прощелкала Алана. — Ты же знаешь, внизу довольно грязно, да и добраться до дома непросто. На меня сегодня трижды нападали стриги, я едва отбилась. Мне кажется, что они с каждым разом становятся умнее, сегодня они напали на меня сверху…
— Ему это неинтересно, потому что твой отец настоящий летун и никогда не станет ползуном, как ты, — фыркнула презрительно мать, сидевшая на соседнем насесте. — И никто из его клана, и тем более из моего не ползал по залежам испражнений, чтобы добраться до своего гнезда. А про этих мелких тварей лучше мне ничего не говори, у меня начинается тошнота при любом упоминании о них, я никогда не любила их мясо.