Провинциал, о котором заговорил Париж
Шрифт:
Незнакомец спрыгнул с коня, небрежно отвернувшись от благородного животного с таким видом, словно не сомневался, что о нем моментально позаботятся. Так и произошло: стряхнув сонную одурь, к коню бросились конюхи и слуги, спеша подхватить повод. Черноволосый дворянин, хотя и одетый в простой дорожный костюм и запыленные ботфорты, сразу производил впечатление человека, привыкшего требовать от окружающих внимания и почтения. Д'Артаньян отчаянно ему позавидовал — и охотно проткнул бы шпагой насквозь, имейся к тому хоть крохотный повод…
Позванивая шпорами, незнакомец направился прямиком к белокурой даме, торопливо раскланялся и произнес по-испански:
— Тысяча извинений, миледи. Непредвиденная задержка на дороге.
— У вас кровь на рукаве, Рошфор. Вы что, опять кого-то убили? — произнесла молодая дама мелодично и насмешливо.
— Не считайте меня чудовищем, право… Я не старался никого убивать. Но полежать в постели кое-кому придется. Что поделать, не было другого выхода… Они все-таки ждали на Божансийской дороге, и это была не случайная стычка…
— Значит, вы полагаете, что ваш разговор… — произнесла молодая дама, став серьезной.
— Безусловно.
Молча слушавший их д'Артаньян принял решение: коли уж не было повода блеснуть шпагой, всегда оставалась возможность блеснуть истинно дворянским благородством…
— Прошу прощения, господа, — сказал он решительно, двумя шагами преодолев разделявшее их расстояние. — Так уж случилось, что я знаю по-испански, как почти всякий гасконец. У меня нет намерений подслушивать чужие разговоры, но я считаю своим долгом предупредить, что понимаю каждое слово, на тот случай, если ваша беседа совершенно не предназначена для чужих ушей…
Красавица, которую незнакомец называл «миледи», наконец-то взглянула на него с любопытством и интересом. Ее голубые глаза были огромными и бездонными, и в сердце юного гасконца вспыхнул сущий пожар. С неудовольствием чуя собственную остолбенелость, он поторопился добавить, обращаясь уже исключительно к незнакомцу:
— Разумеется, сударь, если вы считаете себя оскорбленным моим бесцеремонным вмешательством в разговор, я готов…
— Ну что вы, сударь, — ответил незнакомец. — Наоборот, я в вас сразу увидел воспитанного и любезного дворянина, и ваши побуждения достойны уважения…
Это было произнесено столь вежливо и доброжелательно, что даже искавший ссоры со всем миром д'Артаньян вынужден был убрать руку с эфеса отцовской шпаги — затевать ссору со столь любезным собеседником было бы недостойно дворянина.
— Увы, вы оказались правы, шевалье, — произнесла молодая дама с улыбкой, лишь подбросившей топлива в невидимый миру пожар. — Наша беседа и в самом деле не предназначена для чужих ушей…
Поскольку эти слова были произнесены дамой, д'Артаньян получил возможность без малейшего ущерба для собственной чести выйти из непростой ситуации: он поклонился насколько мог галантно и направился следом за хозяином в обеденный зал, успев краешком глаза заметить, что незнакомец и миледи тоже скрылись в гостинице.
Усаживаясь за стол и все еще пребывая во власти этих голубых глаз, он нашел слабое утешение в мысли, что речь, вернее всего, шла отнюдь не о любовном свидании. Все поведение и незнакомца по имени Рошфор, и голубоглазой дамы свидетельствовало, что дело в чем-то другом, — то ли чутье опытного охотника подсказывало это, то ли д'Артаньяну яростно хотелось верить, что обстоит именно так, а не иначе…
— Послушайте, любезный, — не вытерпел он, второпях утолив первый голод ножкой утки по-руански. — Мне кажется, что я где-то уже видел эту даму…
— Вполне возможно, ваша милость, — пожал плечами трактирщик со свойственным его ремеслу философским видом. — Вам виднее…
— Вот только никак не могу вспомнить ее имени, — продолжал решительно д'Артаньян с выражением лица, казавшимся ему самому ужасно хитроумным. — Миледи, как бишь…
— Ну, ваша милость… — развел руками трактирщик с тем же непроницаемым видом умудренного жизнью владельца заведения на оживленном тракте. — Если вы вспомнить не можете, я — тем более. Мне она своего имени не называла.
— Но дама, безусловно, из знатных?
— О, это уж несомненно! — охотно подхватил трактирщик. — Это уж сразу видно, ваша милость, в особенности ежели живешь на бойком месте вроде моего… Жизнь и ремесло научат разбираться в проезжающих. Верно вы подметили, дама из знатных. Ее привезла карета со слугами в ливреях, но не в этом только дело, конечно, не в карете и не в ливреях, нынче хватает и таких, кто то и это получает отнюдь не по праву рождения… Вашей милости не доводилось слышать историю о достопочтенном господине наместнике нашей провинции и прекрасной мельничихе? Особа эта самого низкого происхождения, но благодаря щедротам господина наместника разъезжает…
— Черт побери! — рявкнул д'Артаньян. — Как вы смеете сравнивать!
— Ваша милость, ваша милость! — заторопился хозяин. — я и не имел такой дерзости, как вы можете думать… Просто к слову пришлось… Так вот, к этой даме слуги обращались «миледи» — хотя я голову готов прозакладывать, да и свое заведение тоже, что она не англичанка, а самая несомненная француженка…
— Да, мне тоже так кажется, — сказал д'Артаньян. — Судя по ее выговору, она француженка.
— Быть может, ваша милость видели ее при королевском дворе? — с самым простодушным видом поинтересовался хозяин.
Д'Артаньян хмуро воззрился на него, готовый при первом подозрении на издевку обрушить на голову хозяина бутылку анжуйского — благо та была уже пуста, — но трактирщик смотрел на него невинным взором непорочного дитяти. Если издевка и наличествовала, то она была запрятана чересчур уж глубоко, и решительные действия были бы опять-таки ущербом для дворянской чести…
После недолгого размышления д'Артаньян, уже готовый было дать волю гасконской фантазии, переменил решение в последний миг.