Провинциал, о котором заговорил Париж
Шрифт:
— Пусть так и будет, — кивнула герцогиня.
— В таком случае, вперед?
— С превеликой охотой, — сказал Портос. — Здесь сквернейшее вино, а уж пулярки… Д'Артаньян понял, что его час настал.
Глава четвертая Первая в жизни дуэль
Порою опасно представлять молодому человеку чересчур уж яркие картины определенных жизненных правил, потому что у него нет еще привычки к чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал г-н д'Артаньян-отец, давая сыну последние наставления перед дорогой… «Сын мой, — сказал тогда старый вояка. — Коли уж вы твердо намерены выбрать военное дело, запомните накрепко: честь военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетель женщины окажется под подозрением, жизнь ее станет одним бесконечным упреком, пусть даже она после найдет средство оправдаться. Именно так обстоит и с военными — с той разницей, что потерявший честь военный человек оправдаться уже не сможет никогда. Вы еще мало знаете, как поступают с женщинами сомнительной добродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами, запятнавшими себя какой-нибудь трусостью…»
Г-н д'Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось, наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми, частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперь ярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их огромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил крикнул великану по имени Портос:
— А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли удивленно, то ли презрительно и протянул:
— Ударить меня ? Да вы рассудком повредились, милейший!
— Быть может, — сказал д'Артаньян запальчиво. — Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!
— Хотите убедиться? — хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу. — Как видите, прилажен!
— Портос, Портос! — предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж ними. — Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас…
— В самом деле? — саркастически ухмыльнулся д'Артаньян. — Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…
— Тьфу ты! — досадливо охнул Портос. — Кто бы мог знать, что он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в которой не было и тени дерзости:
— Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать, что подслушивать чужие разговоры — не самое приличное на свете…
Д'Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
— Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему, что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с неприкрытой угрозой:
— Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
— Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? — задиристо осведомился д'Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
Атос схватился за рукоять шпаги.
— Господа, господа! — с тревогой воскликнула герцогиня. — Не забывайте о деле! Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы не имеете права рисковать! Я приказываю! Шпаги в ножны!
Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д'Артаньян произнес со всей возможной твердостью:
— Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов удовольствоваться извинениями…
— Он назвал ее «вашей светлостью»… — пробормотал Портос.
— Ну да, он же понимает испанский, — тихо ответил Атос. — Это все ваша несдержанность, Портос…
— Атос, Портос, я вам приказываю! — настойчиво вскричала дама.
Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок. Чувствуя свой перевес, д'Артаньян изобразил на лице самую издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:
— Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы… Честью клянусь, я не буду вас преследовать…
— Вы играете с огнем, юноша, — сказал Атос, бледнея на глазах. — Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете…
Услышав, что его противники принадлежат к королевским мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался — наоборот, он был на седьмом небе от счастья. Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.
— Не вижу причин скрывать свое имя, — сказал он громко. — я — д'Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе — не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов…
Атос выхватил шпагу.
— Атос! У вас письма! — вскрикнула герцогиня, бледная как полотно. — Умоляю!
Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях: