Провинциал. Книга 5
Шрифт:
Коммуникатор Прокопьича вдруг завибрировал и начал издавать какие-то беспокоящие звуки. Семён скроил озабоченную физиономию, и тронул сенсор приёма.
Минуты три он говорил со своим абонентом, при этом мимика его лица плавно переходила от лёгкой озабоченности в начале разговора до озабоченности крайней, граничащей с настоящим беспокойством в конце беседы.
Как только он коснулся сенсора отбоя, я не преминул тут же поинтересоваться у него:
— А теперь расскажи, кто и чем тебя так обрадовал, что, судя по твоему лицу,
— Боря на связь выходил, — пояснил Прокопьич, — они там место взрыва осматривали…
— И чего они там такого нашли? — Семён что-то не договаривал, чем разжёг мой интерес ещё больше.
— Ну, у него возникло подозрение, — неуверенно начал Семён, — что там кто-то мог выжить…
— Насколько эти подозрения оправданы? — мне было трудно в это поверить, так как наши ребята совсем недавно очень живописно рассказывали нам с Прокопьичем о том самом взрыве. И из их рассказа я сделал вывод, что выжить там было практически невозможно.
— Он так и не объяснил, — сказал мой главный гвардеец, — а предложил мне осмотреть то, что он там обнаружил непосредственно на месте, ну, и сделать выводы самому.
— Ага, — подумал я, — похоже, Боря не хочет прослыть паникёром, но явно чем-то серьёзно обеспокоен. И, как настоящий военный, решил переложить принятие окончательного решения на своего начальника, раз есть такая возможность, и начальник недалеко… — вслух же я сказал, — ну тогда полетели, пока катер обратно в капонир не загнали, посмотрим, что там наш Боря нарыл.
И мы, отдав распоряжение отнести саркофаг в хозяйство Эви, но до нашего возвращения ничего не трогать, направились обратно к катеру, отойти от которого толком так и не успели.
Катер нехотя оторвался от шершавого покрытия посадочной площадки и взял курс на предгорья, где ещё недавно был плацдарм агрессоров из другого мира.
Мы с Семёном опять плюхнулись в кресла, и, посмеявшись над тем, что судьба у той бутылки коньяка, которую мы не успели допить, незавидная, так как быть ей всё-таки выпитой, опять разлили ароматный напиток по бокалам.
Мы с ним рассудили, что ещё грамм по сто коньяка нам ни в коей мере не помешают осмотреть то, что нам покажет Борис Иванович и принять решение по результатам этого осмотра.
Потягивая коньяк, мы рассеяно смотрели на обзорные панели, на которые транслировалось то, что было видно с высоты нашего полёта.
И в какой-то момент волнующееся на степном ветру море трав, сменилось выжженной поверхностью, сплошь покрытой серым пеплом.
А немного погодя исчез и пепел, и под нами простёрлась, сколько хватало глаз, матово-чёрная стеклянная корка.
— Однако, качественно тут всё прожарилось, — прокомментировал увиденное Прокопьич, быстро проникшийся апокалиптическим величием открывшегося нам зрелища, — не думаю, чтобы в этом аду кто-то мог выжить, что-то загоняется наш Боря. Не? — и вопросительно так на меня уставился.
— Ну, ад для чертей, — я кисло ухмыльнулся, — это привычная среда обитания, — сделал глоток из бокала и продолжил, — так что надо быть готовыми к тому, что кому-то из них удалось избежать гибели. В любом случае, лучше перебдеть…
— Чем недобдеть, — эхом отозвался Прокопьич, и тоже пригубил коньячку, я так думаю, для того, чтобы унять нервную дрожь…
Наконец мы подлетели к тому месту, где матово-чёрная равнина упирается в каменный бок горы, тоже нещадно обожжённый разбушевавшимся тут недавно катаклизмом.
Под стеной мы разглядели небольшую группу наших гвардейцев, которые все, как один были облачены в ИМД, причём и их лица были надёжно прикрыты поляризованными забралами шлемов.
— А ведь там ещё очень тепло, — сообразил я, — и остынет это всё очень не скоро. Так что, Прокопьич, давай-ка одевать наши скорлупки, чтобы не обзавестись на этой мега-сковороде аппетитно-хрустящей поджаристой корочкой.
Покряхтывая, мы забрались в свои доспехи и активировали полную защиту, от греха.
Выпущенные катером посадочные стойки с хрустом раскрошили ещё не полностью остывшее стекло, покрывшее землю толстым слоем. Опустилась широкая аппарель, и мы с Семёном спустились вниз.
— Смотри не поскользнись, — изображая трогательную заботу о моём здоровье, сказал Прокопьич.
— Сам тоже под ноги смотри, — отзеркалил я.
Мы двинулись в устье ущелья, в котором раньше располагался пространственный переход. Заблудиться не представлялось возможным, так как у входа в это ущелье и стояли люди Бориса Ивановича.
Сам же он, как я предположил, находился непосредственно в ущелье, около того самого объекта, который мы с Семёном должны были осмотреть.
Мы продолжили движение и, войдя в ущелье, сразу разглядели Бориса Ивановича, который стоял около пятна незатронутой взрывом почвы. В диаметре это пятно было около десятка метров.
То, что энергия взрыва не затронула этот пятачок, следовало из того, что тут, на совершенно не подвергавшихся воздействию высоких температур камнях, виднелись пучки голубоватой травы. Мало того, тут же я увидел три скрюченных от нелёгкой жизни ростка, которым, может быть в будущем, повезёт дорасти до того, что их можно будет, пусть и с некоторой натяжкой, назвать деревцами.
— Приветствую тебя, Борис Иваныч,- поздоровался я с заместителем Семёна, — я так понимаю, что этот островок живой природы тебя здорово расстроил?
— И тебе, Андрей Петрович, не хворать, — Борис Иванович с прищуром посмотрел на меня, — а ты, разве, считаешь, что поводов для беспокойства нет?
— Да нет, я полностью согласен с тобой в том, что это торжество жизни свидетельствует о том, что кто-то спасся, и я даже примерно могу предполагать, кто это был.
— И кто же? — вопрос задал Борис Иванович, но и Семён смотрел на меня крайне заинтересованно.