Провинциалка для сноба
Шрифт:
И началось!.. Мама ей целыми днями собирала вещи в дорогу. И это не считая каждодневных походов по магазинам за разными полезными мелочами, которых дома лишних нет, но Люде они обязательно пригодятся на новом месте. Скалки, мялки, чеснокодавилки… полотенца кухонные, банные, постельное белье… подушки!
— Мам! Ну подушки-то куда?! Как я их потащу? — взмолилась в очередной раз Люда. — Ты еще мне матрас с собой упакуй!
— Ох, доча, а ведь про матрас ты права, — в растерянности опустилась мама на стул в ее комнате, которая сейчас больше напоминала поле боя, где в роли жертв
— Мам! Не потащу я с собой ни матрас, ни подушки! — вскричала Люда и даже перегородила собой дверной проем, чтоб родительница не привлекла на подмогу тяжелую артиллерию в лице отца.
— Ну знаешь! — возмущенно отдувалась мама. — Ладно, матрас, наверное, и правда слишком. Хотя, я уверена, что спать тебе там будет не на чем. Вот поставят тебе кровать-развалюху с панцирной сеткой. На нее взгромоздишься? А подушки возьмешь. Я тебе парочку так упакую, что никто и не подумает, что там подушки.
— Мам…
— Ну что, мам?! Я же тебя не на помойке нашла! Да и ты привыкла к комфорту. Господи! Ну куда ты собралась?! Ведь совершенно не приучена к самостоятельной жизни! — и пустила уже не первую за день слезу, причитая на тему, что сгинет ее единственная и ненаглядная дочь в чужом и холодном городе.
И так целыми днями с перерывами на обед и ужин. А по вечерам Люда с превеликим удовольствием сбегала из дома с Владом. Он приезжал каждый вечер и чем ближе к отъезду, тем грустнее становился.
В последний вечер Люда хотела уйти домой пораньше, чтобы провести его с родителями. Отчего-то в душе поднималась грусть, и она вспомнила себя маленькой, как любила сидеть с мамой и папой перед телевизором, смотреть какое-нибудь кино и лузгать семечки. Так по-семейному и уютно, когда точно знаешь, что рядом самые родные люди, которые тебя любят просто за то, что ты есть. Так вдруг захотелось вернуть то время хоть на несколько минут, просто чтобы окунуться снова в ту атмосферу. Впервые Люда прониклась словами матери, что в Питере она сразу станет самостоятельной и взрослой. А ведь она и сейчас себя такой считала, но как же она ошибалась.
— Давай немного пройдемся, — предложил ей Влад, когда они вышли из полюбившегося уже кафе, где грелись каждый вечер.
Он взял ее за руку, и это было первое прикосновение к ней с момента, когда он обнимал ее возле подъезда (танцы с ним пьяным Люда не считала). Она прислушалась к своим ощущениям. В его руке ее было находиться приятно и тепло. А смотрел он так… Взгляд его карих глаз странным и сказочным образом сочетался сейчас с неторопливо падающими снежинками с неба. Люда вдруг подумала, что вот и наступил декабрь — самый сказочный месяц в году. И именно он несет ей изменения. Какими они будут?
— На улице так хорошо, — уговаривал ее Влад, хоть она и не думала отказываться. Она просто не могла избавиться от сказочного наваждения и не смотреть в его блестящие глаза.
И что-то произошло, видно, он тоже что-то почувствовал. Взгляд его изменился, словно потемнел и стал глубже, заглядывая в самую душу Люды. Лицо Влада неотвратимо приближалось к ее, и она отчетливо поняла, что сейчас он ее поцелует. Не так, как тогда возле подъезда, а по-настоящему. И ничего, что вокруг люди, а среди них так и вовсе могут быть ее знакомые, городок же маленький — все друг друга знают. Люда пыталась справиться с паникой, потому что даже примерно не знала, хочет ли, чтобы он ее целовал. Все вечера до этого Влад не делал попыток ее поцеловать. Они общались, как закадычные друзья. Дурачились, смеялись, валялись в снегу… С ним было легко и приятно, но не тянуло на что-то большее. Казалось, что в их отношениях нет даже намека на романтику.
И вот теплые и мягкие губы мужчины коснулись ее. Сначала робко, словно опасаясь ее реакции. Потом прижались теснее, и она почувствовала его язык, который словно просил впустить его. И так вдруг закружилась голова и захотелось новых ощущений!
Так она не целовалась еще ни с кем. Глубоко и ненасытно, не в силах оторваться от его губ. И Люда точно знала, что он испытывает то же. Они словно остались одни посреди небольшого скверика, присыпаемые снегом и во власти друг друга. А сердце билось как ненормальное в груди, и даже через толстые слои одежды она ощущала биение его сердца. Сейчас их сердца бились в унисон, а губы слились в единое целое.
Когда поцелуй прервался, Люда уткнулась в грудь Влада, а он обнял ее и прижал к себе. Все изменилось в один миг — и вот они уже не закадычные друзья, а почти что любовники. Ведь окажись они сейчас не на улице, а в тепле и наедине, то могли бы и не остановиться. И Люда не знала, была бы она против чего-то большего.
— Я поторопился, да? — коснулись губы Влада ее уха, заставляя внутренне вздрогнуть.
Люда потрясла головой, мол, нет, не поторопился, я сама этого захотела. Но робость мешала посмотреть ему в лицо. Она боялась, что поцелуй может повториться.
— Пошли? — чуть отстранил он ее от себя и коснулся подбородка, заставляя поднять голову, заглянуть ему в глаза. — Рискуем превратиться в сугробики, — улыбнулся, становясь снова тем Владом, который всегда ее смешил.
Сначала они чинно прогуливались по парку. Люда держала Влада под руку и прижималась к нему, потому что так было теплее. И разговор не клеился, словно оба они продолжали думать о том поцелуе. Хотя, наверное, так и было. По крайней мере, она до сих пор чувствовала прикосновение его губ. А губы ее горели, словно их что-то подогревало изнутри.
А потом он ее кинул в небольшой сугроб (откуда он только тут взялся?). Просто сгреб в охапку и кинул. И сам навалился сверху и принялся покрывать ее лицо поцелуями.
— Если не отмерзнешь сейчас же, то зацелую до смерти, — приговаривал, не давая передохнуть. А когда еще и начал щекотать вперемешку с поцелуями, то Люда точно едва не умерла, но теперь уже от смеха.
Она терпеть не могла, когда ее щекочут, но у него это, почему-то, получалось не противно и не навязчиво.
В итоге, когда Влад встал первый и поднял ее все еще хохочущую из сугроба, они оба были похожи на снеговиков. И потом еще долго отряхивали друг друга.