Провинициалы. Книга 1. Одиночное плавание
Шрифт:
Мужики тут стали друг друга на будущие красные дни приглашать, на отказы обижаться и говорить все громче, руками махать все сильнее, братья Слепни даже на ноги вскочили, и Иван с трудом перекричал их.
– Остыньте, соседи!.. А давайте на праздник вот здесь стол собьем да и посидим на бережку все вместе....
И таким неожиданным показалось его предложение, что все замолчали враз. А потом загомонили, перебивая и заверяя друг друга, что это верное предложение, пора всем фронтовикам (да и женок прихватить) вместе посидеть, как на фронте бывало…
…Но не зря говорят: человек предполагает,
В аккурат на праздник утонул Петруха-рыбак. Утром, засветло (на демонстрацию он уже не ходил в прошлом году), с трудом дошел до лодки, завел мотор, поплыл в верховье. Пантюха его видел, крикнул ему еще, чего, мол, в праздник-то поплыл… Но вот что тот ответил – не разобрал, да и неважно ему это было, бабы в очередь на перевоз стояли, чтоб пораньше кто купить, кто продать на базаре что смог.
И уже когда с демонстрации возвращались, кто на причале парома ждал, а кто на нем был, лодку пустую увидели. Плыла себе та тихонечко по стрежню, покачивалась… Чья она, признали быстро. Петька Дадон с дружками тут же Кирюху, паромщика сухоногого, заставил остановить паром посередке, с носа баржи паромной спрыгнул в нее, чуть сам не сковырнулся, к берегу причалил. И все в ней было так, как всегда у Петрухи-рыбака, чистенько, сухо… Хорошая у него лодка…
Стали думать да гадать, в промежутках пиво потягивая, что не привязал лодку-то Петруха толком, вот и отвязалась… Правда, Дадон сказал, что цепь аккуратно на носу лежала… Но мог ведь и не привязывать, если ненадолго, подтянуть на берег, отойти… Но еще пиво допить не успели, как принесли пацаны новость: точно утонул Петруха-рыбак, и уже тело его прибило возле мебельной фабрики, а там бабы за водой пришли и увидели…
Кто-то вслух подумал, что ведь и оступиться мог, а мог и так, сам за борт… Не жилец ведь был…
И тут вспомнили, что у Петрухи-рыбака и фамилия есть и биография. И что появился в городке Петр Михайлович Тимошенко на другой год после победы, и был он тогда в военной форме с капитанскими погонами, медалью «За боевые заслуги» и орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. И глаза у него были печальные, а бабы потом судачили (и откуда только они все знают?), что был он пограничником и война застала его чуть ли не в самом Бресте, там все родичи и погибли. И вроде приехал он сюда, потому что жена у него была родом отсюда, только увезли ее еще совсем маленькой, и была она полькой. А старики помнили, что был-жил когда-то в их городе поляк Стефан, учивший всех желающих игре на скрипке и рисованию. Правда, это было так давно, что вспомнить маленькую девочку, дочку Стефана, никто не смог… Но, наверное, она была, если Петруха – капитан Тимошенко – приехал совсем в чужое место…
Купил Петр Михайлович тогда дом на берегу, устроился на мебельную фабрику… Незамужние девки, да и бабы одинокие, и так и эдак подъезжали к нему, да только без толку. Одно кроме работы знал бывший капитан – рыбалку. И скоро лучше всех местных ловить стал.
А улов в больницу отдавал…
Вспомнили это мужики в тот праздничный день шестьдесят второго года и помянули еще одного, отправившегося в мир иной, негромко решив, что, вполне возможно, там, где уже народу видимоневидимо, все же, похоже, лучше, чем здесь…
Немыкльское
– Поднимайся, Санек…
Так сладко и уютно в кровати, глаза cовсем не хотят открываться, но через сон вспомнил Сашка, зачем его отец поднимает, и мигом подскочил, побежал к умывальнику. Лицо cмочил, шаровары, рубашку надел, встал возле стола, демонстрируя отцу, что готов.
Тот кружку с чаем к нему пододвинул.
– Пей… И поешь… Проголодаешься, пока доберемся…
Сашка вареное яйцо, не разжевывая, проглотил, сладким чаем, обжигаясь, запил…
Вышла заспанная мать, провела ладонью по вихрастому затылку сына.
– Хорошо поешь, чтобы силы были…
– Я уже.
– Подожди-ка… – Полина достала из кринки с родниковой водой кусок сливочного масла (раз в месяц она приносила его с работы), отрезала ломтик, наложила на кусочек хлеба, протянула.
– Съешь…
В другое время Сашка бы долго этот кусок смаковал, а сейчас даже вкуса не заметил. Быстренько прожевал, чаем запил и на отца выжидательно уставился. А тот в вещевой мешок, еще с войны сохранившийся, бутылку с чаем поставил, бутерброды с салом, в газету завернутые, положил, четыре яйца сваренных, соли щепотку, лука зеленого, только-только вылезшего на грядке, картошин в мундирах.
Оглядел все сверху, горловину затянул.
– Ну, мы готовы, мать…
– Ты за ним там поглядывай, – сказала Полина, поправляя мужу воротник выцветшей от времени и стирки гимнастерки.
Вышла следом на крыльцо.
Сашка уже возле сарая удочки переставляет, раздумывая, какие взять, но отец машет рукой.
– Иди сюда, мы с тобой спиннинги берем.
И уже держит большой и маленький, который Сашка в прошлом году бросать учился и даже одного щуренка поймал в заводи за кладбищем, возле лога.
– Так мы только щук ловить будем? – уточнил он, не решив, радоваться этому или огорчаться.
Одно дело, если плотву или подлещика, тут он бы наловил точно, а вот щук… Но зато если попадется, так уж попадется… Будет что рассказать осенью в школе и Вовке, когда тот вернется…
Вовка – в пионерском лагере. Сашка тоже хотел вместе с ним поехать, но родители решили в отпуск съездить в гости к папиной тетке в Осташков, и надо было выбирать. Вот он и выбрал путешествие.
И не пожалел: лагерь совсем недалеко, вниз по Двине, а озеро Селигер далеко, они и на автобусе ехали, и на поезде. А само озеро такое огромное, и чайки большие, и камыши высокие, а возле камышей рыба ловится так, будто ее там видимо-невидимо.
Но больше всего ему запомнился театр. Тетя Нюра билетером в нем работала и их провела через служебный вход, а потом они сидели на приставных стульях совсем рядом со сценой, и пьеса была про девушку Татьяну…
А еще во дворе, где тетя Нюра жила, была девочка Аня, которая тоже ему понравилась, и он даже запомнил ее адрес…
Они только позавчера вернулись, завтра родителям на работу, но отец еще в Осташкове пообещал, что свозит его дома на рыбалку.
На улице еще только-только рассветает. В конце улицы, возле Пантюхиного дома, пастух начал собирать стадо, доносилось мычанье коров и окрики хозяек. Было еще свежо, но солнце уже осветило поблескивающие росой склоны оврага, по которому бежал ручей.