Проводник. Книга вторая. «Нулевая симфония Брукнера»
Шрифт:
С детства Иван ощущал по отношению к себе страх со стороны сверстников, зло, издевки, поэтому старался прятаться от всего этого в батином сарае, занимал руки и голову полируя мастерство столяра-плотника. На то время большинство мальчишек связывали свое будущее с колхозом в профессии механизаторов, а те, кто учился получше – агрономов или инженеров. Ванька же хотел стать столяром-мастером. Он обожал запах свежеструганного дерева и торчал в сарае с утра до вечера. Мать не могла нарадоваться на него, а как-то, когда он стал постарше, со слезами на глазах сказала, что-то вроде: «ну хоть один будет обыкновенным человеком, спасибо Степке».
Ему было лет пятнадцать, когда они переехали в Бары, подальше от злых языков. Мать все свое добро упаковала в шесть больших узлов, а вот для Ванькиной мастерской пришлось нанимать машину. На земле, что им дали в этом колхозе, был дом и два больших сарая. Скорее всего, мать специально выбрала именно это место. Во-первых, на краю деревни, прямо у леса, а во-вторых, ее любимцу Ване не придется делить свою столярку с коровой и поросятами.
Мать всю жизнь проработала дояркой, потому и здесь, в Барах, ее охотно взяли на ферму. Труд это тяжкий, если не сказать адский. Летом жара, зимой сквозняки, ледяная вода, неподъемные тачки с кормом, навоз, резиновые сапоги и так далее. Едва только Ивану исполнилось восемнадцать, мать стала сильно болеть. Местный доктор говорил, что это радикулит, а потом оказалось, что так отдавало в спину больное сердце. В один день ей стало так плохо, что Ваня испугался. Он никак не мог представить, что человека может так выгибать и рвать что-то изнутри. Как только приступ отпустил, мать отправила Ваню сбегать к соседу Мишкевичу и попросить его отвезти ее на почту.
Дядя Сергей всегда помогал им и очень дружил с Ванькой, поражаясь столярному мастерству парнишки. Он, конечно, удивился просьбе соседки, но безропотно завел свой Москвич и отвез мать к сельсовету, рядом с которым стояла почта. Иван помог матери дойти до переговорной кабинки – огороженного фанерой угла. Она заказала разговор с Заславлем и, назвав номер, попросила сына подождать на улице: «Я буду тебя видеть в окно, сынок, поговорю и позову, хорошо?»
Странно все это было, но Иван послушался. После они вернулись домой, а вечером матери снова стало худо. То, что с ней происходило, Кругляк и сейчас вспоминал с содроганием. Будто кто-то или что-то рвалось наружу из измученного тяжелым трудом тела. Мать ревела, кричала, но хватала сына за руку и через страшное усилие шипела: «Никуда не ходи! Никого не зови! Он сам приедет…»
Он и приехал. Утром. На оранжево-рыжей «Ладе» тройке. Дядя Коля, Николай Анисимович Теребеж. Мать, увидев его, вдруг улыбнулась и, закрыв глаза, сказала: «Все, теперь уйду».
Приезжий стал рядом с кроватью больной и, сложив перед собой руки в замок, тоже закрыл глаза, будто молился. Потом он попросил Ваню взять мать за руку. Несчастный парнишка вдруг понял, что мать умирает. Он всю прошлую ночь просидел так, поэтому привычно подошел к плачущей маме и взял ее холодную ладонь.
Что было дальше, Иван помнил плохо. Он словно провалился в колодец, а когда очнулся, дядя Коля сидел рядом и осторожно убирал его руку от изуродованной тяжким трудом, ласковой и любимой ладони матери.
– Девана ушла, но отдала тебе свою силу, – тихо сказал странный гость. – Тебе нет пути Проводника, ты лишь можешь нести его силу. Кто знает, может быть, твой сын, внук или правнук, приняв эту ношу, станет водить души за мост, если, конечно, ты не растратишь на мирское великую силу матери…
Глава 4
Через месяц Ивана забрали в армию и уже там, в Афганистане, на первом же году службы он и его товарищи почувствовали эту силу. Как результат – ордена, медали и, одновременно, страх вперемежку с недоумением в глазах товарищей и офицеров. В то время он, почувствовав свою разудалую неуязвимость, просто упивался этим, лез в разведку, в секреты, к черту в логово, всегда предпочитая рукопашную затяжным перестрелкам. Ребята из взвода падали на землю, когда работал снайпер, а Кругляка это веселило. Он в самом деле считал забавным то, что снайперские пули непосредственно ему ничуть не вредили, попадая чуть дальше или ближе цели, а вот выбитые из камня, острые, как бритва осколки оставили заметные шрамы на его щеке, шее, плече.
После войны вернулся в колхоз и устроился в лесное хозяйство. Встретил Галю и уже намерился жениться, когда, собираясь на очередное свидание, в один из теплых, летних вечеров, не увидел у своего дома знакомую рыжую «Ладу».
Иван с трудом вспомнил имя своего гостя, а тот, напротив, коротко и обстоятельно рассказал Кругляку то, что тот пережил за эти годы, будто сам все это видел. Другой бы удивился, но Иван уже знал, что за персонаж перед ним: на похоронах матери он, дядя Коля, только махнул рукой и все односельчане, что шли за машиной с гробом, вдруг повернулись и отправились по домам, будто так и надо. На кладбище Николай Анисимович проделал то же самое с мужиками, что копали яму и ждали с рушниками, чтобы опустить в нее покойницу. Даже водитель ГАЗика ушел с ними далеко за ограждение и курил там, пока дядя Коля не позвал их обратно.
Обряд, что маг Теребеж провел у гроба матери, отчего-то исчез из памяти Ивана. Как потом пояснял ему Николай Анисимович: «Ты все это еще не раз увидишь, но помнить этого о матери тебе не нужно. Начнут негожие, любопытные люди с вопросами лезть, а ты и не знаешь ничего, вспомнить не можешь».
В тот памятный вечер Кругляк очень спешил к Гале, а дядя Коля имел к нему какой-то очень серьезный разговор. Пришлось Ивану открыть карты. Николай Анисимович все спокойно выслушал, а потом попросил провести его до машины. Возле нее он, открыв дверь, вдруг обернулся и сказал: «Не ту ты девицу выбрал, парень, ну да сердцу, как говорится, не прикажешь. Она не из наших. Это значит, что твой потомок не сможет быть ни Проводником, ни Деваной. Трудно ей будет зачать от тебя, почти невозможно. Простому человеку тяжко носить такое семя, но если ты решил и другой жены себе не видишь – бери эту. А как захотите родить потомство – звони мне, вот номер».
Дядя Коля достал из кармана аккуратно сложенный листок. «Не потеряй, – напутствовал он, – с этой женщиной ты сможешь иметь только одного ребенка, да и то, если попить специальные лекарства».
Иван и Галя женились через четыре месяца, а через полтора года, когда у них случился очередной домашний скандал, Иван в сердцах бухнул в стену кулаком и из-под телефонной полки ему под ноги выпал тот самый листок. Ярое сердце сразу утихло. Иван извинился перед Галей и с улыбкой добавил:
– Мы же ругаемся с тобой только потому, что у нас нет детей.
– Думаешь, я не знаю этого!? – взрываясь слезами, ответила жена. – И по бабкам ходила, и по докторам, будто ты сам меня не возил. Не может их у нас быть, понятно тебе! Параскева сказала, что в тебе дурная сила сидит, нечистая. Ни бог, ни какое-то чудо нам не поможет.
– Ну-ну-ну, – обнял супругу Иван, – так уж и не поможет. Да и зачем богу докучать, пока люди сами могут с чем-то справиться? Видишь бумажка? Есть у меня человек, что обещал нам чудо…
Через два дня приехал Николай Анисимович. Насколько Галя его остерегалась до этого, настолько привязалась к старику за один вечер. Дядя Коля дал каждому из этой пары по стеклянному пузырьку с каким-то маслом, и приказал пить каждый день по три-пять капель.
Переночевали, а назавтра к их двору подъехал белый Запорожец. Из него вышел смуглый, похожий на индейца мужчина. Так Иван познакомился с Олегом Марадовым – «Марадоной». Как выяснилось позже, в свой первый приезд, когда Кругляку по причине свидания не было времени поговорить с дядей Колей обстоятельно, Теребеж уже привез в Жидчу Геню Сорокина. Тот тогда устроился работать к ним в Лесхоз, но попал на другой участок. Кто бы мог представить, что за компания тесно связанных между собой секретным делом друзей у них вскоре организуется?