Проводник
Шрифт:
— Чегось? Ты на чтой это намекаешь?
— Тогось, — передразнил я его. — Саш, покажись, что ли. И своих архаравцев предъяви. Чего ради за деревьями прятаться.
После моих слов из-за деревьев вышли три фигуры. Одна (светящегося Шурика я опознал сразу же) спокойно, две остальные — с настороженностью.
— Освети себя, — потребовал хрипатый, — … ты чегось?
— Ничего, — ответил я, убирая луч с говорливого, — интересно было.
Недоверчивый оказался мужичком лет пятидесяти с клочковатой рыжей бороденкой (волосы были спрятаны под вязанной шапочкой), чуть ниже меня и
Сбоку стоял его двойник. Это в плане телосложения и одежды — бомж бомжом после зимней голодовки. И откуда такие приятели завелись у Сашки?
— Давай помогу, — проговорил Сашка (он единственный держал оружие повешенным на плечо, наверное, сомнений в том, что я — я, не имел), щелкая кнопкой фонаря и направляя мне луч в грудь. — Хм, вроде бы ты… или не ты?
— Хватит хохмить, — огрызнулся я. — На себя посмотри, человек-светлячок.
— Уверен, что это твоих рук дело, — буркнул приятель, убирая луч света с меня и направляя тот в сторону моего ночлега. — Кстати, зови свою подругу.
— Олеся, иди сюда, — чуть повернув голову в сторону, где укрывалась девушка, крикнул я. — Тут друзья… вроде бы.
— Друзья, друзья, — с жаром подтвердил Сашка. — Или ты на что-то намекаешь?
— Перекрестись и прочитай «Верую…», — вклинился в наш разговор карабинер. Когда выполнил требуемое, мужичок повернулся к моей спутнице и потребовал повторить то же самое.
— Доволен? — поинтересовался я у того. В ответ на это партизан пробурчал нечто невразумительное, но оружие в меня и Олесю больше не направлял. Даже отошел в сторону со своим двойником, оставив меня, девушку и приятеля одних.
— Ты это, — тронул меня за рукав Сашка, — сними с меня эту иллюминацию. А то свечусь, как главный проспект.
— Это не ко мне… Олесь, уберешь?
— Конечно, — пообещала та и что-то тихонько прошептала себе под нос. Свечение на приятеле мигнуло пару раз и исчезло. Теперь не давали остаться нам всем в полной темноте только фонарики, зажатые у меня и Сашки в руках.
— Хе, так это не твоя шутка? — хмыкнул приятель. — Вот же повезло мне наткнуться на двух фокусников…
— Мы маги, — напыщенно заявил я, — а если мне покажется, что ты неуважительно к нам относишься, то превращу… ммм…
— В кого? — язвительно поинтересовался Шурик. — В лягушку, чтобы потом меня расколдовала прекрасная принцесса?
— Ты знаешь, — демонстративно вздохнул я, — не приходит ничего в голову подходящего. Даже лягушка по сравнению с одним мне знакомым человеком с именем Александр будет светочем разума и эталоном красоты и обаяния. Придется тебе и дальше прозябать в этой никчемной оболочке.
— Да пошел ты, — беззлобно откликнулся Сашка. — Кстати, как ты тут оказался? Мы уже с Никитосом тебя похоронили. И успели смириться с мыслью, что навечно заперты в этом ми… кх-кх, месте хотел сказать.
— Да не кашляй ты так, чахоточник. Она все знает.
— Что — все? — насторожился Сашка.
— Все — это
— Так, — только и смог вымолвить приятель.
— Вот тебе и так, — откликнулся я. — Ладно, ты сам об этом сильно не трепись, чтобы не увеличивать число осведомленных. Пусть прежняя версия останется, а сейчас помоги собрать вещи.
Вещи… их у нас после скоротечной (и бескровной — к нашему общему удовольствию) перестрелки стало много меньше. Еще когда отходил от укрытия к партизанам, мне показалось, что в воздухе витает слабый запах бензина.
Теперь, когда вернулся обратно, то понял — не показалось. Несколько пуль угодили в мотоцикл и изрядно его повредили. Одна пуля расколотила (и надо же было так попасть) свечу на правом «котле», еще несколько пробили бак, «воздухан», фару и разбили ручку газа вместе с передним тормозом. Такие мелочи, вроде порванного кожзаменителя на сиденье и покоцанных крыльев я не считаю. Было чудом, что оба колеса оказались целыми.
— Стрелки, блина, ворошиловские, — едва удержался от ругательств я. — Вы что, специально по нему целились?
— Ну, это, — пожал плечами Сашка, — непонятное было, что тут валяется темное и большое на земле. А вдруг — варг?
— Фигарх, — буркнул я и сунул Сашке бронник с мешком, — теперь неси сам.
— Вот еще, — возмутился тот и шустро отскочил назад, — свои вещи сам таскай. Устроил тут, понимаешь ли, дедовщину.
— Гад.
— Не ругайся. Тут девушки находятся.
— А я и не ругаюсь. Это констатация факта…
В лагерь мы пришли часа за два с половиной. По дороге Сашка рассказал мне итоги того памятного рейда, когда партизаны вместе с нами провели акцию по освобождению людей. Обошлось без жертв. Раненые, конечно, были — куда без них, но не тяжелые. Из города ушли так же безприпятственно, как вошли, легко сметя небольшой заслон из полицаев на выезде.
Единственной безвозвратной потерей посчитали меня. Славка нарассказывал такого, будто меня едва ли не на части порвали демоны. Мол, он бы с радостью разделил мою участь, но я (вот гаденыш, брехун фигов) приказал ему уходить.
— Вранье, — сообщил я Сашке. — Славик смотался едва ли не быстрее, чем демоны появились. В два ствола мы их разделали бы быстро, и времени бы осталось для отступления порядочно еще.
— Сволоченок мелкий, — прошипел приятель. — Вернусь — рожу ему набью.
— Да ладно, отмахнулся я, — ему и так паршиво будет, когда вранье вылезет наружу.
— Что ладно? Тебя же уже отпеть успел отец Михаил и могилку соорудить.
— Могилу? — не поверил я. — Что же туда положили, если тела нет?
— Так, разную мелочевку… шапку, носки…
— Портянки, трусы… — продолжил я за приятелем. — Хватит прикалываться.
— Я тебе правду сказал. Вот придем в лагерь, и сам увидишь.
В лагере (новом, до этого тут не приходилось бывать) меня приятель проводил в небольшую уютную землянку.
— Я тут с Никитосом живу теперь, — сообщил мне Сашка. — Он сейчас на дежурстве. В ГНР сидит, если на знакомый нам язык перевести. Тревожная группа, в общем…