Провокатор
Шрифт:
— Погоди, не тараторь, — приказал Алексеев. — В чем вопрос-то? Какой будет наша новая стратегия?
— И тактика, — добавил Грин.
— Мы усовершенствуем «Пилигримы», разработаем новую систему связи, поставим под наши знамена новых бойцов и победим. — Генерал рубанул ладонью воздух. — Вот и вся стратегия! Обязательно победим! По-настоящему! Каких бы жертв и лишений это ни стоило!
— А вот теперь вы остыньте, Дмитрий Павлович, — вежливо, но твердо попросил Грин. — В войне побеждает не тот, кто поднял свое знамя над вражеским штабом, а тот, кто понес наименьшие потери. Вы же предлагаете сражаться до гордого,
— А ты что предлагаешь? — Алексеев удивленно вскинул брови. — Покориться, чтобы выжить? И чего будут стоить наши никчемные рабские жизни? Половинки ломаного гроша?
— Возможно, и меньше, но, в отличие от мертвецов, у нас останется шанс.
— У трусов тоже нет шансов, — отрезал генерал. — Трус — это живой труп!
— Что толку спорить? — Грин развел руками. — Разговоры в данной ситуации ничто, бессмысленное сотрясание воздуха. Давайте поступим иначе. Я возьму сотню трусов, а вы сотню тел погибших героев и посмотрим, кто сумеет поднять свое войско в атаку.
— Не передергивай. — Алексеев нахмурился. — Все равно сдаваться нельзя!
— Я и не предлагаю сдаваться. — Грин смягчил интонации. — Для победы нам следует пересмотреть отношение к делу, а не тактику или стратегию борьбы.
— Отношение? — Генерал скривился. — А-а, понимаю, слышал такие речи от марионеток. Ассимиляция, мирное сосуществование, создание и постепенное усиление роли человечества, вплоть до выхода на равноправные отношения с чужаками… бред! Совместное существование с чужими аморально и бесперспективно, а уж равенства мы не добьемся вообще никогда. Ни дипломатическими, ни экономическими способами. Змеевики скорее удавятся, чем признают нас равными. Даже кошатники не признают. Мы для них рабы, низшая раса, и это навсегда. Скажу больше — они уничтожат нас до последнего, когда окончательно устроятся на планете и роботизируют все технологические процессы. Так что мы боремся не за равноправие, а за выживание. Пусть мы гибнем, но в то же время мы даем шанс на выживание своим детям. Разрушая все, что приближает кланы к технологическому благополучию, мы оттягиваем момент, когда чужаки решат, что мы более не нужны, и уничтожат нас всех.
— Все верно, — охотно согласился Грин. — Ренегаты несут бред. Они сознательно закрывают глаза на главное противоречие в своей теории: чужеродность врага. Ассимиляция невозможна хотя бы по чисто биологическим причинам. Чужаки — существа из другого мира с другим генетическим кодом. Но кое в чем пораженцы правы.
— Ни в чем они не правы! — Генерал треснул кулачищем по земле. — Ни в чем!
— Вы уверены? — Грин сохранил полное спокойствие. — Тогда ответьте всего на три простых вопроса. Что вы знаете о враге?
— Все.
— Неужели?
— Все, что нужно для борьбы. Мы знаем его законы, организацию его общества и армии, его традиции, обычаи, привычки. А главное — мы знаем, как его убить!
— Замечательно. Тогда вопрос номер два: почему в тот момент, когда змеевики погибают от удара ножом в темя, их тела покрываются светящейся сетью, а когда им просто сносят башку, ничего такого не происходит? Почему плавятся ножи, будто ими замкнули сеть высокого напряжения? Как могут серпиенсы жить, когда внутри у них накоплен такой жуткий заряд электричества? В анатомии их тел нет ничего особенного, да и по части биохимии или структуры
— Ты сам сказал — другая генетика.
— Генетика? Да, генетический код другой. Но отличается от нашего ровно настолько, чтобы наши расы не могли смешаться. Примерно та же история, что в случае с негроидной и монголоидной расами. Браки между чистокровными представителями этих рас бесплодны, но принципиальных отличий у них нет. В случае со змеевиками или кошатниками примерно та же петрушка. У них вертикальные зрачки, длинные языки, кровь другого оттенка, запах… но тут важен рацион питания, ведь кошатники едят только рыбу и морепродукты, а змеевики вообще ничего не едят, словно они каким-то непонятным образом питаются чистой энергией, в остальном же мы практически одинаковы. Однако они по всем статьям совершеннее нас. Что это за фокус?
— Какая разница?! — вскипел Алексеев. — Их можно убить, это главное!
— Страшны не заблуждения, а упорство их приверженцев, — огорченно произнес Грин. — Так сказано древними, но справедливо до сих пор. Только изучив врага до последней молекулы, мы поймем, как его победить.
— А если мы ничего не найдем? — устало спросил генерал. — Если их секрет не в материальном отличии от людей?
— А в каком, в магическом?
— Я не верю в магию, астрологию и прочую чушь, но… все-таки… — Генерал задумчиво уставился в пол. — Что, если их сверхспособности имеют происхождение, недоступное нашему понимаю?
— Собственно, о чем я и толкую! — воодушевился Филипп. — Победить врага мы сумеем, только усовершенствовав наше понимание, подняв его на уровень вражеского. Для этого нам и следует более тщательно изучить врага, а заодно научиться у него тому, что мы пока не знаем или не понимаем.
— Предложение еще противнее, чем у марионеток, с их ассимиляцией. — Алексеев поморщился. — Не просто покориться и смешаться, а еще и духом стать подобным врагу. Отвратительно.
— Зато эффективно. Скорее всего тот, кто пойдет на такой риск, уже не сможет снова стать нормальным человеком. «Многия знания — многия печали». Но это будет действительно полезная жертва. Погибнуть в бою, убив одного змеевика, или на шаг, но реально приблизить конец оккупации. Что важнее? Это вопрос номер три.
— И то и другое важно, — как всегда, неожиданно сменил позицию, казалось бы, уже сдавшийся Алексеев. — Мы продолжим сопротивление, как раньше. Это, пусть и минимально, будет ослаблять кланы. Вопрос закрыт. Ты же можешь делать что угодно. Поднимать свое самосознание на уровень змеевиков, пересматривать отношение к делу, ждать просветления, сидя под фикусом… что угодно. Продолжать борьбу в рядах Сопротивления тебя никто не заставляет. Только учти, Грин, обратной дороги нет, вернуться в строй, после того как наиграешься в Штирлица, ты не сможешь.
— А если я найду верный способ избавиться от чужаков, не жертвуя жизнями сотен тысяч человек?
— Если! Самое никчемное словечко в русском языке.
— И все-таки?
— У тебя есть конкретный план? — генерал тоскливо посмотрел в окошко.
До заката оставалось, как минимум, полчаса. Это гарантировало Алексееву еще полчаса мучений в компании полубезумного изобретателя.
— Есть. — Грин несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, а затем неторопливо и очень последовательно изложил свой странный план.