Провокатор
Шрифт:
– И что?
– Как что? – начал горячиться Лейба. – Я должен в это время ехать на приём к своему постоянному клиенту. Генеральше Бабаевой. Он меня упросил приехать к ней позже. А поезда из Нижнего нет, понимаете?
– Нет. Не понимаю, – заявил ротмистр. – Нет поезда сегодня. Будет завтра. В чём причина?
– Причина в том, – почти в отчаянии принялся объяснять Лейба, – что он меня упросил опоздать к генеральше, из-за того что привезёт мне больного брата из Нижнего, который будет в Москве проездом. А поезда нет, понимаете?
– Нет, – решительно отрезал ротмистр. – Я по таким
Доктор растерянно пожал плечами:
– Я не знаю…
– Вот видите.
– Просто он мне сказал, если вдруг случится необходимость, то…
– Ну, тогда ждите, – решил ротмистр, – вон там у окна диванчик, присядьте и ждите.
– Благодарю, – пробормотал Лейба и повернулся к диванчику, как вдруг в гулком вестибюле раздался раскатистый голос Харлампиева:
– Ба! Господин Гринберг! Собственной персоной!
Он подошёл к Лейбе.
– Что случилось?
Доктор, косясь на стоящего ротмистра, коротко повторил свой рассказ.
– Так, говорите, на бомбиста посетитель похож? – переспросил Харлампиев, весело поблёскивая глазами.
– Вроде бы… – совсем сник Лейба.
Ротмистр откровенно ухмыльнулся.
– А где проживает генеральша Бабаева?
– Поварская, 8.
Харлампиев мгновенно стал собранным и серьёзным.
– Когда посетитель обещал привезти брата?
– Сегодня. К шести вечера. А поезда…
Но Харлампиев уже не слушал. Повернувшись к ротмистру, тоном, от которого тот вытянулся в струнку, приказал:
– Пять вооружённых агентов – на выезд! Срочно!
Ротмистр исчез, словно его и не было.
– А я? – доктор испуганно взглянул на Харлампиева.
– С нами! – коротко бросил тот. – Может, повстречаем вашего посетителя. А заодно – и брата.
45. В квартире Вейцлера
Старшему наряда агенту Хрунову уже до смерти надоело сидение в квартире Вейцлера. Без малого месяц, попарно сменяя друг друга, они дежурили здесь в надежде, что хозяина навестит кто-нибудь из его друзей. Но всё тщетно. Как, впрочем, и бесцельное хождение по бульвару, где, по словам Вейцлера, к нему должен подойти связник. Как же! Подойдёт, держи карман шире.
Что касается лично его, Хрунова, то он давным-давно просёк, что хозяин просто водит их за нос. Никто сюда не придёт, и никто не подойдёт на бульваре. Может быть, прав Харлампиев, может быть, условным знаком для связника действительно служила застёгнутая верхняя пуговица на плаще Вейцлера. Может быть, Харлампиев, конечно же, голова, каких поискать! Но, по Хрунову, всё можно было решить гораздо раньше. Как? Да очень просто – взять этого жидёнка «в кулаки». Да как следует. И всё бы выложил как миленький. Но… начальству виднее. Вот и сидим тут почти месяц.
– К окну не подходить! – рявкнул Хрунов Вейцлеру, хотя прекрасно видел, что тот, проходя из кухни в спальню, даже не приблизился к черте, за которую было запрещено переступать.
Вейцлер вздрогнул, повернулся к охраннику:
– Вы не могли бы… потише. Ребёнок спит.
Хрунов вскочил со сжатыми
Как же он ненавидел этого Вейцлера, и его всегда молчащую жену, и его больного урода-ребёнка. Ох, с каким удовольствием он взял бы «в кулачки» этого жидёнка. Как он это делал в тюрьме. Нет, не убивал, конечно. Нельзя. Но увечил знатно. Сначала – в живот, чтоб глотал воздух как рыба, выброшенная на берег. Потом – ладонью по уху, чтобы лопнула перепонка, а потом ногами – как тряпку… И вчерашний гордец – стоит рукой махнуть – дрожит, дёргается в страхе, как забитая скотина: «Не бейте!» То-то, не бейте. А кто тебя просил народ мутить, а? Да, были времена… Однажды только перестарался Хрунов, или очень уж хлипким оказался арестант. Чуть вообще не уволили. Хорошо, земляк помог, взял к себе, а то бы вся служба кошке под хвост.
Но ничего, мы своё возьмём. Хрунов чувствовал, как растёт, переполняет душу злоба. А то ходят и молчат. Точно невиновные. Что сам. Что жена его. Будто он, Семён Хрунов, их чем-то обидел. Говорить, видишь, даже не хотят. Считают ниже своего достоинства. Ничего, пойдём на бульвар, я тебе припомню эту пуговицу, гадина. Посмотрим, как тогда заговоришь. Впрочем, что ждать воскресенья! Хрунов уже не мог себя остановить. Он кинулся в прихожую и вернулся оттуда с плащом Вейцлера.
– В воскресенье вам не будет жарко, господин бомбист?
Что-то в голосе охранника, видимо, насторожило арестованного. А тот уже шагнул к нему вплотную:
– Не задохнётесь?
И, с треском вырвав верхнюю пуговицу, бросил под ноги Вейцлеру. Тот отшатнулся.
– Что вы себе позволяете?
Из спальни выглянула испуганная Соня:
– Что тут происходит?
Хрунов схватил Вейцлера за грудь, рванул на себя и замер. Из прихожей донёсся стук в дверь.
46. Авария
…Коляска неслась, подпрыгивая по булыжной мостовой. Забившись в угол, Гринберг поглядывал на строгие, сосредоточенные лица агентов.
– Погоняй! – крикнул Харлампиев.
Сидевший рядом с кучером агент толкнул его в бок.
– Тебе сказано!
Тот забурчал что-то невнятно в ответ. Агент хватил его кулаком. Кучер подскочил на козлах, закричал плачущим голосом:
– Чего дерёшься?
– Погоняй! – рыкнул агент.
Впереди из подворотни ломовик подавал задом телегу с увязанной мебелью и перегородил дорогу. Кучер, чтоб избежать столкновения, взял влево, коляску занесло. Заднее колесо провалилось в какую-то выбоину. Что-то треснуло. Коляска осела.
– Тп-р-р-ру! – кучер, откинувшись назад, тянул на себя вожжи. – Приехали!
Агенты, ругаясь, соскочили на мостовую.
На встречной стороне притормозила извозчичья повозка. Сидевшая сзади купеческая пара с любопытством наблюдала за происходящим. Харлампиев подскочил к седокам:
– Попрошу освободить…
Купец набычился:
– Ещё чего! Ты кто такой, чтобы…
В руке у Харлампиева блеснул пистолет. Купеческую пару как ветром сдуло. Один из агентов, взяв лошадь под уздцы, развернул повозку, крикнул кучеру, запрыгивая на подножку: