Proxy bellum
Шрифт:
— Хорошо господа, давайте подведем итог. Итак, что мы имеем? Предложение от Союза поставлять нам продовольствие. В качестве оплаты они хотя морские пушки, башни, снаряды и прочее корабельное имущество. Кто согласен?
[1] Фрунзе старался бороться не только с культом личности, но и с партийными псевдонимами. Поэтому Артузов стал Фраучи, Молотов Скрябиным и так далее.
Часть 1. Глава 5
1931, июнь, 1. Где-то в Ливонии
Раннее-раннее
Темнота.
Рассвет только-только виднеется вдали как легкое зарево у горизонта.
Михаил Васильевич зашел в помещение Ставки. Со времен Польской кампании 1928 года его серьезно усовершенствовали.
Карты теперь было две.
Глобальная карта мира. Монументальная. Во всю стену. Со смотровой площадкой расположенной таким образом, что голова наблюдателя оказывается примерно на уровне экватора. И пять метров до карты позволяет ее нормально охватить.
Эта карта была выполнена с физическим отображением рельефа. Что давало возможность принципиально лучше оценивать ситуацию. Города, дороги, границы, реки, леса, болота, тундры и так далее — все это здесь было отображено. Этакий гранд-макет для военных нужд, по которому специальный персонал перемещал значки воинских частей и соединений, сообразно поступающим данным.
Вторая карта располагалась на противоположной стене. Занимая ее треть. Отражая театр боевых действий. Тоже гранд-макет. Только куда более детальный. Две оставшиеся трети — это пространства еще под два ключевых театра. Так сказать — на вырост.
Между ними располагалось многоярусное пространство для управление войсками и принятия военно-политических решений. Включая оперативный зал заседаний — аквариум с двойными остекленными стенами.
К главному залу прилегали многочисленные помещения для связистов, шифровальщиков, аналитиков и так далее. Ну и казарма со всеми необходимыми вспомогательными сервисами, так как персонал Ставки на время боевых действий не должен был покидать ее территории. Просто ради сохранения секретности. Разве что по особым случаям.
Фрунзе глянул на большие часы. Точнее на их батарею, висевшую на третье стене, на карте с символическим разделением мира на часовые пояса. Глянул на свои наручные. Чуть их поправил, потому что тут — специальная сервисная служба следила за безупречной точностью хода.
И прошел вперед — к старшему офицеру.
— У вас все готово?
— Так точно, Михаил Васильевич.
— Время?
— Еще четверть часа до запланированного начала.
— Действуйте.
— Есть. — козырнул он и начал отдавать распоряжения. Точнее команды. На местах все командиры уже знали, что делать и ждали только ключевого слова для начала.
Сегодня истекал последний день ультиматума. В полночь. То есть, через двадцать с гаком часов. И корпуса французских отпускников уже сосредоточились у границы Прибалтийских стран для рывка. Открыто. Дерзко. Нагло.
Этим Фрунзе и постарался воспользоваться.
Если нельзя избежать войны, то нужно бить первым. Потому как любое промедление — есть ни что иное, как способ усилить противника. Это если не аксиома, то близкое к этому утверждение. Во всяком случае так считал Фрунзе.
Да, существовала традиционная система морали, завязанная на образе агрессора. Но, по мнению Михаила Васильевича ее специально выдумали для манипуляций и спекуляций. Ведь так удобно — обвинить агрессора, напавшего на бедного и беззащитного провокатора. К счастью генеральный секретарь придерживался той позиции, что лучше быть плохим мальчиком, но живым и победившим, чем хорошим, зато трупом или того хуже.
Тут ведь как?
Общение между державами, как бы это смешным не казалось, достаточно примитивно. И во многом схоже с общением подростков. Спустил унижение от одного всего раз — и все. Каждый будет считать, что в праве с тобой так себя вести. Из-за чего полагал, что любое показное стремление к миролюбию окружающими воспринимается как слабость. Не больше, не меньше.
Да — примитивы.
Да — банальности.
Да — это никак не бьется с высоким образом цивилизованного человека.
Ну так и что?
Посему граф Игнатьев посреди ночи разбудил послов Латвии, Литвы и Эстонии. Пригласил к себе. И вручил за четверть часа до начала операции акты об объявлении войны.
И отпустил этих ошарашенных людей.
Предупредив, что им в течение часа нужно будет покинуть Москву и по специально организованному коридору выехать в Польшу. Вместе со всем персоналом. Пользоваться советскими средствами связи им запрещается. Только той радиостанциями, что находилась в их посольствах.
Когда же они прибыли туда, то застали посольства полностью обесточенными. Запустили резервные генераторы. Но радиостанция отправить ничего не смогли из-за специально включенных «глушилок» — генераторов помех.
Сжечь документы они не успели. Да им и не дали бы. А те, что они попытались вывезти, у них отобрали на выходе из посольства перед загрузкой в автобус. Фрунзе рассудил, что спасать они будут наиболее компрометирующие документы. Вот так и поступил.
Тем временем на границе разворачивалась куда более страшная и масштабная драма…
Когда французы начали высаживать своих отпускников в Риге, Фрунзе также стал стягивать к границам с Прибалтикой войска. Понятно, что 1-ый корпус и шесть новых корпусов. Это основа. Но куда важнее была авиация и артиллерия резерва ставки. К моменту удара здесь оказалось сосредоточено полсотни 180-мм железнодорожных пушек и практически все бомбардировщики с дирижаблями. Ну и большая часть истребителей. Включая самые первоклассные И-2.
И вот вся эта воздушная армада поднялась в воздух. Еще в ночи. И через четверть часа после сообщения послам Латвии, Литвы и Эстонии об объявлении войны, пересекла их государственные границы. С тем, чтобы нанести удар по сконцентрированным для удара французским «кулакам». Как раз в тот момент, когда утро уже взяло свое и видимость наладилась.