Proxy bellum
Шрифт:
— Он нам не верит, — заметил помощник командующего.
— Он хочет жить. А пойдет против нас — и все. Конец ему.
— Он может перебежать к Маннергейму.
— И что ему это даст? Сдастся советам? Да и черт с ним. — усмехнулся командующий. — У нас хватает сторонников в правительстве. И мы найдем того, кто поднимет флаг борьбы Финляндии до конца.
— А снабжение?
— Узкоколейка из Швеции уже строится. Вдоль берега.
— US Navy уже вышел в море.
— Как вышел, так и спрячется обратно. В Стокгольм идет переброска подводных лодок Королевского флота.
— Самолеты?
— Может быть. Но у всего есть пределы. Кроме того, на севере наши подводные лодки уже держат в блокаде Мурманск. И из Норвегии идет прокладка узкоколейки. Ударными темпами. Нам нужно не так уж и много продержаться перед тем, как поставки возобновятся.
— Не допустив капитуляции Финляндии?
— Да. Сил для взятия наших позиций в Карелии у русских нет. Вряд ли наступление там для них закончится лучше, чем для нас. Маннергейм хоть и мутный, но на открытую измену не пойдет. И будет делать свое дело как командующий ответственно. А он там оборону держит крепко. Остается десант. Удар по Хельсинки самый выигрышный шаг политически.
— Но ведь морская пехота действительно сидит в Севастополе.
— И что? Как будто ее тайно перебросить не получится? Сила Фрунзе как раз в том, что он умеет маневрировать ограниченными силами. История в Маньчжурии так печально бы не закончилась, если бы он тайно не перебросил туда флот дирижаблей.
— Думаете они зайдут в Крым, заберут морскую пехоту и…
— Не говорите глупостей! Тогда это будет хоть и быстрая, но не скрытая переброска. У него освободились силы после завершения войны в Маньчжурии. Он может завести в Крым обычных людей. Переодеть в форму морской пехоты. Чтобы наши наблюдатели ничего не заметили. А тех в гражданской одежде вывести на север. В поездах. Вырядив отдыхающими и командировочными.
— Так можно предположить все что угодно. Но ведь морскую пехоту на юг перебрасывали не просто так.
— Чтобы напугать Ататюрка. И вынудить его медлить с началом войны. Предполагать, в текущей ситуации Фрунзе начнет еще одну войну — безумие. Ему наоборот нужно гасить пожары на своих границах.
— Говорят, что он ведет переговоры с Ираном, обещая ему кое-какие владения турок за помощь в войне с ними.
— И с греками, — усмехнулся командующий. — Но это все пустые разговоры. Я уверен — он не станет начинать новых военных кампаний, пока не решит этот вопрос. Черноморские проливы сейчас единственный торговый путь, которым он может воспользоваться. Начав войну, он заблокирует и его, оказавшись в полном окружении.
— На Дальнем Востоке все уладилось для него очень удачно.
— Все эти дальние порты — курам на смех. Он через них не сможет ничего толком ни вывезти, ни завести. Экономике что они работают, что нет — никакой разницы. Ему нужна либо Балтика, либо Черное море. Нет. Вся эта история на юге — цирк. Пускание пыли в глаза. Фрунзе сейчас будет решить вопрос с Финляндией. И пока не решит, другие направления трогать не станет.
— А если Ататюрк атакует?
— То тем более. Он не может одновременно наступать на всех фронтах. Обратите внимание как он действует. Он маневрирует небольшим ударным кулаком. И наносит им удары то тут, то там. И нигде одновременно. У него просто сил нет на два одновременных удара. На всех остальных участках он выкручивается минимальными силами. Талантливо. Тут и спорить не о чем. Но минимальными. Это вся война — партия на пределе возможностей. Союз прыгнул выше головы. И пока за счет находчивости и выдумки советского генерального штаба успевает нас опередить. Но мы ведь тоже не стоим на месте.
— Французы нас покинули.
— Вздор. Они торгуются. Для Парижа поражение в Ливонии, а потом и в Каролине — это позор. Его нужно смывать. И как можно скорее. Иначе они не усидят. Думаете в Париже это не понимают?
— Оптимистично, — усмехнулся помощник. — Вы ведь знаете, что говорят в войсках?
— Знаю. И ваша прямая обязанность донести до людей, что время работает на нас. Если получится наладить хорошее снабжение Финляндии, то мы сможет добиться сведения этой войны к status quo. Что уже — победа. Наша победа. Английского оружия, ума и дипломатии, которые в очередной раз посрамят весь остальной мир. И этих варваров из Союза, и лягушатников.
— Рудники.
— Что рудники? При чем тут они?
— Вы ведь знаете, что Фрунзе загнал французских военнопленных, отказавшихся принимать гражданство и присягу Союза на рудники. Если быть точным — в угольные шахты. Это уже известно и солдатам тут — в Финляндии. Так на одной чаше весов — сомнительная слава, а на другой — рудники, которые всех нас ждут. И нас с вами тоже.
— Иногда мне кажется, что вы не мой помощник. — процедил командующий.
— Иногда мне кажется, что нас сюда отправили чтобы избавиться. Слишком беспокойные люди получились из ветеранов Великой войны. Не так ли?
— Я этого не слышал, а вы — не говорили. — холодно произнес командующий и, отвернувшись, решительно удалился…
Тем временем в Баренцевом море появились дирижабли. Не весь флот, конечно. Но весьма приличное их количество. Которые вооружившись большим количеством глубинных бомб вышли на свободную охоту. А то английские подводные лодки что-то совсем расшалились…
Часть 3. Глава 6
1931, сентябрь, 7. Москва
— Уютно тут, — произнес Ататюрк, шагая по Соборной площади московского кремля.
— Уютно. — согласился Фрунзе. — И я, признаться, удивлен вашей просьбе.
— Посмотреть на захоронение ваших древних монархов?
— Да. Зачем это вам?
— Любопытно. Просто любопытно.
— Ну… как пожелаете.
Они зашли в Архангельский собор и медленно двинулись по нему.
— Я, признаться, сам сюда никогда не заходил. Не люблю кладбища. — произнес Фрунзе.
— Отчего же? Мертвые не кусаются.
— Мертвые вгоняют в тоску. Трудишься-трудишься. А потом от тебя только вот такой кусочек камня со стертой надписью остается, — указал он на какую-то могилу.
— Тут есть надпись. — ответил Ататюрк. — Нужно просто ближе подойти.
— А что это меняет? Человек лишь вспышка бытия в исторических масштабах. И на кладбищах это слишком отчетливо заметно. Особенно на древних, где иной раз на маленьком пятачке может покоится несколько столетий.
— Вы сегодня как-то мрачно настроены.