Пройдённый путь (Книга 2 и 3)
Шрифт:
– Ба, да это же наши артисты! - вглядевшись, воскликнул Ворошилов. Вот так встреча.
Подъехав и склонившись с седла, я заглянул под одну из телег. Там оказались женщины, артистки армейского театра. Промокшие и озябшие, размазавшие грим по посиневшим лицам, они имели довольно жалкий вид. По расширенным глазам и испуганным взглядам можно было понять, что дрожали они не только от холода, но и от страха перед доносившимися со всех сторон звуками боя и перед пролетавшими вверху снарядами.
– Как же вы здесь очутились, культурные
Женщины, узнав нас, заговорили разом:
– Семен Михайлович, Климент Ефремович, помогите нам.
Услышав разговор, из-под соседней телеги вылез рослый мужчина.
– Какая же вам помощь нужна? Смотрите, какие у вас рыцари! - кивнул Ворошилов на богатыря артиста.
– Что касается меня, то я имею честь принадлежать к трагикам и соответственно своей профессии люблю все драматическое, но, разумеется, не опасное для жизни, - пробасил здоровяк, и его на вид хмурое лицо озарилось приятной улыбкой.
Через минуту все артисты покинули свои убежища и столпились около нас. Вперед вышел руководитель группы. От него мы и узнали, какие обстоятельства их сюда забросили.
– Сегодня утром мы давали концерт в деревне Конюхи, - рассказывал он. Все было спокойно, как вдруг появляется товарищ Горячев, говорит: "Противник наступает. Кончайте свою комедию и быстренько тикайте, иначе вам будет драма в одном действии". Спрашиваем: "А куда тикать?" - "Садитесь, говорит, на повозки и жмите в Менчин, там полевой штаб армии". Вот мы и поднажали, а попали в эту стихию. Лошади устали, вороной же в виде протеста, вовсе улегся.
– Ну что, товарищи, поможем артистам? - обратился Ворошилов к обступившим нас бойцам эскадрона.
И моментально на плечах прозябших женщин появились одеяла или просто попоны. У одного нашлась лишняя старая шинель, другой нес сапоги, которые ему "все равно тесны", третий делился куском хлеба.
Я приказал И. М. Десятникову выделить людей и лошадей, чтобы доставить артистов до ближайшей деревни в безопасное место. Прощаясь с нами, трагик спросил:
– Как вы думаете, Семен Михайлович, каков будет финал этой героической эпопеи?
– Победным! - уверенно ответил я. - А вы разве сомневаетесь?
– Нет. Просто хотел укрепиться в своем мнении, - и хитро улыбнулся.
Уже когда были в пути, Ворошилов оглянулся:
– Тяжел труд артистов в фронтовых условиях. Страшно, а надо смеяться, в желудке пусто, но песню пой, поднимай настроение бойцов. Силой своего искусства они тоже сражаются с врагами революции.
С этим нельзя было не согласиться. Да и не только искусством защищали они наше общее дело. Я сам не раз видел, как наши самодеятельные артисты и профессионалы, прервав концерт, шли в бой с винтовками в руках...
Хорышова-Русского достигли в сумерках. Село было занято противником. В лесу западнее его стояла одна из бригад 4-й
– В чем дело? Или решили в поле ночевать? - спросил я, приблизившись к высотке.
– Два раза уже атаковали, да все неудачно. В селе крупный противник, ответил Тимошенко.
– И что теперь намерены делать? - поинтересовался Ворошилов.
– Приказал выбросить на фланги пулеметы. Под их прикрытием сам поведу бригаду в атаку.
– Правильно, - одобрил я. - Все равно мимо этого села у нас дороги нет. Врага надо разбить во что бы то ни стало, у бойцов необходимо укрепить уверенность в своих силах, в победе.
Проезжая перед строем, я шуткой ободрил конармейцев, а когда начдив доложил, что к атаке все готово, подал команду:
– Шашки к бою! За мной, марш, марш!
Ряды заколыхались и двинулись. На флангах рванули вперед пулеметные тачанки и, на ходу развернувшись, полоснули очередями по окраине Хорышова. Противник ответил ружейными залпами и дробным стуком пулеметов. Ухнуло орудие, взвизгнул и с треском где-то позади разорвался снаряд, потом второй, третий.
Я оглянулся и с удовольствием отметил, что конармейцы не дрогнули. Лава упрямо катилась к селу.
– Ура-а-а! - прозвучал рядом голос Ворошилова.
– Ура-а-а! - загудел мощный бас Тимошенко.
– Ура-а-а! - разлился половодьем боевой клич конармейцев.
И вот уже противник совсем близко. Вижу: пехотинцы начали метаться, бросать позиции, убегать за хаты и постройки. В стороне, присев у забора, стрелял из револьвера офицер. Миг - и налетевшая волна сбила забор, накрыла им офицера.
Конармейцы ворвались в село. Стрельба постепенно начала гаснуть и наконец совсем прекратилась. Хоры-шов-Русский был очищен от врага. Бригада захватила несколько десятков пленных, пулеметы, походные кухни и повозки с продовольствием.
– Вот теперь можно и отдохнуть, обсушиться. Только будьте архибдительны, - предупредил я, прощаясь с С. К. Тимошенко. - За ночь постарайтесь подтянуть сюда и остальные свои бригады.
Ночевать решили в полевом штабе армии, в Менчине. В Завалюв, расположенный на полпути туда, въезжали вслепую, когда уже спустилась непроницаемая темень.
– Не плохо бы обсушиться, - предложил Ворошилов.
– Пожалуй, - согласился я. - Может, и дождь перестанет.
– Ваня, подыщи-ка хату, да побыстрее! - крикнул Климент Ефремович ординарцу.
Шпитальный убежал, а мы тем временем выделили группу бойцов из эскадрона Десятникова для разведки дороги в Менчин. Кругом слышалась стрельба, и в темноте можно было нарваться на противника.
– Осмотри дорогу и быстрей возвращайся.
– Не волнуйся, Семен Михайлович, все будет как надо, - успокоил меня командир взвода Ф. И. Афанасьев, назначенный старшим разведки.