Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла)
Шрифт:
— Конечно!
— И я уверена, что она делала вас счастливым, не обделяя при этом своего мужа. Джейк, у вас есть основания полагать, что она ограничивала себя только вами и мужем?
— Черт бы вас побрал, Иоганн! Я не знаю. Но вряд ли у нее оставалось время на других. Я занимал все время, которое она могла выкроить на это.
(— Послушайте, босс, я расскажу вам обо всех случаях, когда я боролась за женское равноправие. Не мучайте Джейка.
— Вы не понимаете, Юнис. Я хочу сдвинуть святую Юнис с ее пьедестала в сознании Джейка. Это единственный способ добиться нашей цели.)
— Откуда вы знаете? Вы уверены,
— Джоанна, вам не следует говорить о Юнис в пренебрежительном тоне.
— Джейк, дорогой! Я вовсе не умаляю ее достоинств. Я пытаюсь узнать, что вам о ней известно, чтобы я могла как можно точнее подражать ей. Я любил ее, а сейчас люблю еще больше. Но если бы вы мне сказали, что она была любовницей еще шести мужчин, проституткой в борделе, а в свободное время играла в любовные игры с девушками, то и я бы начала поступать так же. Вы не сказали мне многого. Но то, что вы сказали, подтверждает мое убеждение, что Юнис была совершенной леди, и в ее сердце было достаточно любви, чтобы любить сразу трех мужчин, давая каждому из них все, что нужно для счастья…
(— Спасибо, босс. Я тронута.
— Помолчите, дорогая.)
…Это не значит, что она была развратной девкой, просто она не была ханжой, но вряд ли Вини могла ее заинтересовать.
(— Минутку!
— Я говорю ему то, что он хочет услышать, дорогая, если вы хотите Вини, мы оставим ее, но так, чтобы Джейк не знал.
— Кто из нас хочет Вини? Вы, грязный старик!
— Мы обе хотим, но было бы разумнее, чтобы Джейк и Вини не пересекались, дорогая, если у нас будет мужчина, Вини и глядеть на нас не станет.
— Спорим, что наоборот?)
Джоанна вздохнула.
— Джейк, с моей уникальной двойной наследственностью я легко могу превратиться в амбиженщину. Но я не хочу этого, потому что Юнис бы этого не допустила по отношению к себе. У меня сильное женское желание, кровь переполнена гормонами. Но если в скором времени я не выйду замуж, то мне трудно будет удержаться.
— Джоанна, я люблю вас… но не женюсь на вас. Об этом не может быть и речи.
— Тогда вам лучше помочь моим внучкам обокрасть меня.
— Да? Почему?
— Вы знаете почему. У мультимиллионерши, молодой и красивой, столько же шансов найти хорошего мужа, как у бумажной собаки, которая пытается догнать асбестовую кошку в преисподней. В нашей стране таких, как я, много… и им всегда достаются грузинские князья, жокеи и прочие альфонсы. А я этого не хочу. Лучше не иметь состояния, как Вини, и получать любовь там, где ее можно найти. Джейк, помимо того что вы меня понимаете как никто другой, вы бы остались в моей ведущей десятке, поскольку деньгами вас не удивить. И если даже оставить в стороне тот замечательный факт, что я люблю вас, а вы любите меня, любой брачный брокер назвал бы нас совершенной парой.
— Едва ли. Между нами большая разница в возрасте… между нашими телами. Джоанна, мужчина, который женится в моем возрасте, берет себе не жену, а няньку.
— О Джейк, вам не нужна нянька. К тому же у нас достаточно денег, чтобы поддерживать вас в хорошей мужской форме на протяжении всего времени моего брачного периода. Но когда вам потребуется нянька, я ею и стану. А теперь давайте споем «Сентябрьскую песню». Вы запевайте, а я подпою вторым голосом.
— Я обычно пою басом. И я не буду петь «Сентябрьскую песню».
— Джейк! Мы могли бы купить вам новое тело, когда оно вам потребуется.
— Нет, Джоанна. У моего тела уже большой пробег, и я им вполне доволен. В этой жизни я большей частью был счастлив, моя жизнь всегда была интересной. Когда придет мое время, я смиренно уйду. Я не повторю вашей ошибки. Я не дамся в руки медиков с их искусственными почками, с их пинцетами и пробирками. Я умру так, как умирали мои предки.
Она вздохнула.
— И вы называли меня упрямым. Я подняла вас на высокую гору и показала вам все королевства земные, а вы говорите мне, что это Голливуд. Хорошо, я больше не буду вам докучать и смиренно приму вашу любовь в любой форме. Джейк, вы вывезете меня в город на знакомство с местными кавалерами? Вы сможете подобрать мне какого-нибудь охотника за богатыми невестами?.. Я думаю, что Юнис была очень наивной и всегда видела в людях только хорошее.
(— Босс, что за чушь вы несете! Я намеренно купила себе альфонса… и поскольку я не обманывалась на этот счет, то выбрала товар высшего качества.
— Я знаю, дорогая. Но таких, как Джо Бранка, в этом мире так же мало, как и Джейков Соломонов.)
— Джоанна Юнис, если вы хотите, чтобы я стал вашим чичисбеем, то сочту за честь… и постараюсь не подпускать к вам охотников за кошельками.
— Я буду держать вас рядом хотя бы ради этого, мой еще не очень старый Саломон. Джейк, помните, я спрашивала вас, верите ли вы в духов? Вы исповедуете какую-нибудь религию?
— Нет. Мои родители были ортодоксальными иудаистами, я думаю, вы об этом знаете. Моя выпускная речь в школе так всем понравилась, что меня чуть не сделали раввином против моей воли. Но я настоял на своем и стал юристом. К тому времени, как я поступил в колледж, я уже не был религиозен.
— У меня тоже было что-то в этом роде. Мои дед и бабушка родом из Южной Германии. Они были католиками. И первыми на меня глаз положили священники. Затем мы переехали в среднезападную часть страны. Там я и начал ходить в школу, и мой отец, который не был фанатиком, решил, вероятно из деловых соображений, что будет лучше, если я стану баптистом. Меня очистили от грехов, запугали адским огнем и проклятием Божьим. Именно баптистская индокринация и оказала особенное влияние на мое подсознание, которое в значительной мере определило мои взгляды на жизнь. Но сознательно, с помощью разума, я отбросил все эти догмы, когда мне было четырнадцать… Вероятно, это было единственным моим интеллектуальным достижением за всю жизнь. Я превратился в воинствующего атеиста, хотя дома это и не показывал, и не хотел верить ничему, что нельзя попробовать на зуб. Но затем я отошел и от этого. Атеизм — такой же фанатизм, как и любая религия, а я далеко не фанатик. Я расслабился и стал агностиком, не знающим истин, но более терпимым. И оставался таковым три четверти века. Я просто предоставлял религию шаманам и игнорировал ее.