Прозрение

Одна из вытянутых ламп в виде трубки над столом с чашками Петри принялась нервно подмигивать.

– Это не ты устала, это я третьи сутки ночую в лаборатории, – вслух укорила нерадивый светильник.

Лаборанты и техники давно отправились домой. Рабочий день закончился четыре часа назад. А я не могла оставить образцы. Слишком важно. Только не сейчас. Впрочем, вызвать стороннего электрика правила тоже запрещали. В закрытом комплексе действовали специальные пропуска. А в эту комнату могли зайти только я и Сухов –

– От скуки на все руки, – проворчала я, сняла перчатки и халат и отправилась в кладовую. – Зря что ли в студенчестве изучали электрооборудование и сдавали экзамены? Я с проводами на «ты».

Темная лестница встретила оглушающей тишиной. Тусклые круглые плафоны иногда загорались красным. Это днем мощные потолочные прожекторы заливали коридоры холодным белым светом. Ночью же оставался простор фантазии.

Моя очень скромная – компенсировалась логикой и здравым смыслом. Факт первый – лабораторный комплекс закрытый, секретный и недоступный. Факт второй – в темное время суток я оставалась абсолютно одна. Впрочем, отсутствие окон играло с сознанием злые шутки. И лишь разница в цвете ламп подсказывала, что творилось во внешнем мире.

Это лет десять назад мы с однокурсниками лазили по заброшкам ради развлечения. Пощекотать нервишки и побегать от охраны казалось очень веселым занятием. Девчонок обычно не брали, те придумывали кучу неадекватных страшилок. Я же с энтузиазмом забиралась в самые узкие щели. Пока не подписала контракт с лабораторией. Лучших биотехнологов отбирали еще в ВУЗе, так что все мы по окончании университета самоотверженно трудились на закрытых объектах. И жизнь перемещалась в застенок. Впрочем, и студенческие годы протекали большей частью под тягой и разбавлялись редкими своеобразными развлечениями. Теперь же я горела лишь своим делом. И за годы превратилась в ведущего специалиста и руководителя «Проекта особого значения».

Подземный научно-исследовательский комплекс шуршал в полудреме холодильными установками. Любые посторонние звуки я приписывала технике. И удобно устроив новую лампу под мышкой преодолела очередной лестничный пролет.

Тем отчетливее размеренную тишину прорезал ноющий скрип!

Страх мелкими песчинками рассыпался по коже. Белые резиновые тапочки приклеились к глянцевому полу. Воздух застрял в легких. Кашель до боли обжег грудь.

Громкое эхо разлетелось по пустынным коридорам!

Кто-бы там ни ходил, он точно услышал!

Но рациональный подход к любой ситуации успокоил рвущееся наружу сердце, напомнив, что в здании никого кроме меня нет.

– Иногда все же следует отдыхать, – я плавно втянула воздух, собственный голос в звенящей тишине показался уютным оплотом спокойствия.

Тяжесть в ногах отступала медленно. Свободная рука вцепилась в ледяные перила. И я крадучись пыталась уловить посторонние нотки в матовом безмолвии. В ушах все еще бухало, и кроме тока крови ничего разобрать не удавалось.

На нужном этаже я окончательно пришла в себя. Но когда поднесла лицо к сканеру, внутренности снова подскочили к горлу!

Тоненькая щель между притворенной дверью и магнитным замком. Колкие мурашки по позвоночнику.

Я закрывала!

Онемевшие пальцы впились в металлическую массивную ручку и опасливо потянули на себя. Я тенью проскользнула внутрь и аккуратно прислонила лампу к косяку. Небольшая прихожая позволяла переодеться и вымыть руки прежде, чем ворваться в лабораторию. Но я пренебрегла правилами и без халата прильнула к следующей двери.

Крик на весь этаж пришлось подавить в зачатке! Зажала рот руками и резко привалилась к стене, ударившись затылком. Зажмурила глаза, в уголках выступили непрошенные слезы. Инструкция требовала определенных действий при проникновении –биться насмерть, но защищать технологию.

Отдышаться не получалось. Но я усилием воли отодрала себя от прохладного бетона и с максимальной невозмутимостью оценила противника. Над рабочим столом склонился мужчина. Высокий и широкоплечий – не лаборант. Он подсвечивал записи телефоном и щелкал камерой. Голова ломаными линиями контрастировала на фоне вспышки, остальной силуэт расплывался по темному помещению невнятным пятном.

Я перебирала в уме возможные подручные средства самообороны. Углекислотный огнетушитель прятался в специальном шкафу в самой лаборатории. Металлические инструменты там же. И мне ничего не оставалось, как вооружиться припасенной лампой!

Ногой подцепила дверь, замахнулась что было мочи в надежде огреть незваного гостя по хребтине. Но эффекта неожиданности не получилось. Визитер швырнул гаджет на стол и ловко перехватил импровизированную дубинку.

– Издеваешься? – Сухов разъяренно сверкнул глазами. – Какого лешего ты вытворяешь? Неужели тяга сломалась, и ты нанюхалась испарений?

– Лампа, – промямлила я сбивчиво, он застал меня врасплох. – Сломалась лампа.

– Включи уже свет, – как всегда недовольный повелительный тон.

– И что ты тут делал?

– Я соскучился.

– Ты фотографировал мои записи.

– Правда? – он приподнял брови в притворном удивлении, что я заметила даже в темноте. – А если так?

Сухов по-кошачьи приблизился и потерся носом о мою щеку. Крепкая горячая рука скользнула на поясницу и собралась спуститься ниже. Губы обожгли нежную кожу на шее.

– Прекрати, Ник, – я попыталась отступить на шаг, но он удержал. – Я серьезно!

– Я тоже очень серьезен, – мурлыкнул он, притискивая к мощному телу. – Ирена Игоревна, называйте меня просто – Никита Сергеевич.

Фривольно лизнув мочку моего уха, он принялся стаскивать с меня же мохеровый свитер. И если обычно ему быстро удавалось отвлечь меня от работы, то на этот раз на подкорке мигал сигнал тревоги, требующий действовать строго по инструкции.

– Итак, Никита Сергеевич, кому ты собирался передать те фото? – холодный тон получился более жалким, чем я рассчитывала, но Сухов отстранился.