Прутик-Т

Караичев Андрей

– Пашулечка, я дома! – донеслось из коридора.

Вострянов испытал облегчение, выдохнул, – «Фух, Галя вернулась! Куда её носило одну, за добавкой, надеюсь?» – расслабление длилось недолго: алкоголик повернул голову к окну и через него, пускай и в слабом свете луны, рассмотрел черты гроба… сознание мгновенно прояснилось, – «Она ведь умерла!»

Галина появилась в дверном проёме кухни, сомнений – это покойница! – возникнуть не могло даже у человека, далёкого от медицины:

кожа бледная-бледная, глаза мутные, зрачки ещё реально рассмотреть – они не реагировали на свет, не двигались, не иначе у старой куклы их мёртвая женщина одолжила! губы рассохлись и не закрываются, обнажая наполовину беззубый рот; волосы, которые аккуратно уложены матерью покойной перед тем, как устроить в гроб, припорошены снегом. Одежда, соответственно, та же, похоронная… и чёрная ленточка на лбу осталась. Ещё холод! веяло страшно холодом от нежити.

Нечистая, не обращая внимания на безумные кряканья и писки своего вдовца, приблизилась к «буржуйке», потрогала её, возмутилась:

– Она остыла! Растопи, я замёрзла, долго на улице бродила, а одета, видишь, легонечко.

Вострянов исполнил просьбу умершей супруги, подавляя в организме игру страхов адскими нотами на нервах, снова подумал, – «Мерещится! Надо опохмелиться, но и перекреститься не помешает, да почаще!»

Совершил крестное знамение, от покойной – ноль реакции. Утолил тягу к спиртному, силой заталкивая огненную воду в организм, который отказывался принимать бормотуху, желудок толкал отраву назад! Спиртное наружу лезет, боль в животе и грудной клетке создаёт… нет! надо заталкивать её в себя силой, и держать там, во что бы то ни стало держать, не рыгать, держать! Немного терпения и отпустит, и повеселеет. Так и сделал… попустило, повеселело. Попытался заговорить с покойницей. Та не отвечала, молчала долго, потом спросила про дочь, вполне нормальным, своим, разве что хриплым голосом, не замогильным, нет:

– Давай, Лизоньку маме моей отведём? Ей там будет на порядок лучше! Немного погодя, пускай доча к братику моему уедет в Ростов, он готов её принять. Почему держим дитя, лишая роднульку будущего?

Холодная вела себя настолько обыденно, что Павлу показалось, – «Она не осознаёт, что умерла почти неделю назад».

– Не отдам! Моя дочь! – осмелел Вострянов и взялся перечить покойнице: постарался её ударить (по привычке), но-о… та схватила его запястье и сжала с такой силой, что пьяница, квакнув, потерял сознание.

Утром проснувшийся и снова больной Павел, подумал, – «Эх! и причудится нечто с синего глаза! Всё из-за того, что затянул с опохмелкой, надо вовремя похмеляться!» – и забыл бы про случай, рассказав о нём уже стучащему в окно другу, да вот… огромный синяк от захвата мёртвой жены, на запястье сохранился. Увидев его, Пашу сковал ужас…

Вострянов рассказал страшилку Егору, предварительно угостив порцией выпивки. Совал под нос собутыльнику запястье, в качестве доказательств… поскольку Иванов допускал разного рода чертовщину, согласился проверить: придёт грядущей ночью покойница или нет? Ему, действительно, стало любопытно. Подвыпивший Егор Сергеевич уверял:

– Хе, верю я тебе, Пашка! Верю! – удар кулаком по столу, – ты же – мужик! Ты человечище! Врать не станешь… побуду с тобой, хоть жить останусь. Если посмеет сызнова прийти, мы её вмиг уложим колом в сердце. Или порубим на куски топором, сожжём и закопаем! – последнее он сказал с опаской и оглядкой, словно их мог подслушать участковый (которого давно нет в «Прутик-Т»).

– Верно говоришь, уважаю! – поднимали они гранёные стаканы и громко чокались.

Когда Галина пришла второй раз, смелость друзей канула в вечность! Хотя покойница не вела себя агрессивно, со стороны опять казалось, что Галина толком не поняла, – «она умерла!» Снова попросила:

– Отведём маме моей доченьку, – вдруг голос её резко изменился на угрожающий, – покуда миром прошу!

– Нет! – не ожидая от себя, высказался против Павел, думал: сейчас последует кара, уж если мёртвая супруга запястье его так сжала, что мешает аналогично сделать с его исхудалой шеей?

Подобного не произошло. Нечистая сила, успокоившись, вновь сказала, что очень замёрзла. Подсела к буржуйке, попросила налить двести грамм, выпила, причём, когда она осушила и вернула тару на место, стакан покрылся ледяной коркой. Посидела немного, повыла тихонько, нагоняя жути на собутыльников; сходила в спальню, посмотрела на дочь (мужчины оставались на стульях, не в силах встать), но не прикасалась к Лизе, и, пообещав снова вернуться ночью, ушла обратно… в гроб.

– Дай я налью! – не вытерпев ожиданий, протянул руку за булкой Егор.

– Держи, – отдал водку Павел, – у меня запястье просто болит, благодаря тому и трясётся рука. – Приврал Вострянов: испугались не на шутку оба, но признаваться несолидно, у алкашей очень завышена самооценка, особенно в подпитом состоянии… парадокс.

– Лина обещала прибыть сегодня, – не вынося тишины, заговорил хозяин квартиры.

– Хорошо, – протянул друг стакан Паше, – упросим её остаться с нами, пусть проверит: заявится Галя или нет? Вдруг мы оба свихнулись с тобой?

– Так бывает? – выпив, спросил Вострянов.

– Я читал, что да, и нередко…

Конец ознакомительного фрагмента.