Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Мне все эти россказни показались жутко надуманным. И ещё глупыми, как и признание страха непонимания.
Это надо же: бывают такие странные ребята.
Хотя, мы все странные. Чего тут скрывать.
— Мне сегодня сон привиделся… необычный, — заплетающимся языком, проговорил я гибберлингу, видно желая тоже поделиться с ним чем-то сокровенным.
Сон действительно имел место. Отчего-то утром он подзабылся. А вот сейчас ни с того, ни с сего выплыл из глубин памяти.
Торн попытался изобразить внимание.
—
Тут со стороны бы показалось, что я просто поперхнулся. Но предательские слёзы выдали волнение. Благо пьяный Торн уставился пустыми глазами в стол.
Взгляд Снеговой был осуждающим. Она сурово взирала на меня, сложив свои тонкие руки на коленях.
— Все они сидели за громадным столом. Пили, ели… о чём-то болтали… А я хотел к ним, но тут кто-то встал… кажется это была Рута… не помню… Нет, то и верно была Рута! Она преградила мне путь, указывая назад на дверь…
Я поднял полупустую кружку и одним махом осушил её до самого дна. Торн подпёр свою тяжёлую голову рукой и всё ещё пытался удержать свой разум на границе бытия. Веки упорно старались закрыть его мутные глаза, но вахтмейстер тряхнул башкой и стукнул кулаком по столу.
— Ч-что там д-д-дальше? — он изобразил на своей смешной рожице сосредоточенность, но вышло нечто несуразное.
— Рута указала мне на дверь и выгнала вон. Вот так-то!.. Как думаешь: мне ещё рано?
— Рано? — Торн, кажется, потерял суть моего рассказа.
— Умирать… Наверное, не пришло ещё моё время. А?
Гибберлинг пожал плечами и тут же сполз на пол.
Я хмыкнул и попытался встать. Ноги, будто чужие, совершенно не хотели слушаться. Мне с большим трудом удалось добраться до выхода. А там едва не споткнулся и не покатился кубарем со ступеней. Вовремя ухватился за сеть, что висела вдоль стены.
Несмотря на позднее время, было очень светло. И лишь чуть погодя я сообразил, что дело в сполохах. Всё небо охватили огромные ярко-зелёные живые спирали. Они, будто чудовищные змеи, ползали по звездному небосклону, перемигиваясь друг с другом.
За всё время моего пребывания тут на Новой Земле, мне не доводилось видеть такого. И если судить по удивлённым мордочкам остальных гибберлингов — то и им тоже. Они цокали языками, перешептывались друг с другом и глядели ввысь, испуганно прижимаясь друг к другу.
— Драконы хотят вернуться, — услышал я голос одного из седых старцев. — Ей-ей, хотят…
Завораживающий ритмичный танец жёлто-зелёных сполохов усиливал свой темп. Это было настолько пронзительно, особенно в звенящей тишине северной ночи, что я застыл, будто каменное изваяние, не в силах оторвать своего взгляда от неба. Казалось, будто сполохи хотят забрать меня к себе. Что я вот-вот взлечу, словно пушинка и растворюсь в них.
А потом был голос…
5
Костёр совсем не грел. Пальцы на руках и ногах окоченели до непослушания. Я тщетно тянулся ладонями к языкам пламени, но абсолютно ничего не чувствовал.
Это всё из-за дыхания ледовика. Едва он наклонился, мне в лицо ударил студёный ветер. Да такой, что аж дух перехватило.
Я закрыл глаза, ожидая худшего. Перед внутренним взором промчались ужасающие картинки моей гибели, хотя в глубине сознания была твёрдая надежда, что ничего плохого со мной не случится. И ничего ведь так и не случилось. Прошла минута, я расхлопнул отяжелевшие веки и… ледовик стоял на месте, высясь над тропой, будто заснеженная скала.
Было тихо. Ни ветра, ни позёмки, ничего… Только звенящая до боли тишина.
И в этот момент небо разразилось сотней ярчайших сполохов. Мгновенно… резко… без всякой подготовки…
Я глядел вверх, открыв рот. Было светло, как в самый яркий солнечный день.
— Иди-и…
Голос… чужой, но знакомый мне голос…
— И-и-ди-и-и…
Я стряхнул оцепенение, и смело шагнул дальше. Ледовик остался недвижим.
Тропа стала резко вздыматься кверху, довела до небольшой площадки, где я и решил сделать привал. И вот теперь сидел у костра, пытаясь согреться и наблюдая за дивным танцем на небе.
Я был уверен, что скоро умру. Глядя на сполохи, эта уверенность отчего-то лишь усилилась.
А ещё тот сон… тот странный сон, в котором собрались и убитые мной, и убитые моими врагами… Собрались все вместе, за одним столом. Как гости… в чужом доме…
Все мы чужие. Ищем лишь тех, кто нам ближе по духу, по вере… по мировоззрению… Так легче. Так строится мир. Так образуются общины… народы… даже семьи…
Мы как те снежинки. Вроде и похожи… и тут же нет… не похожи… а всё вместе — снег. Глубокий слой снега. Плотный, чужому глазу кажущийся однородным…
А ведь это не так.
О, Тенсес! Сарн… Нихаз… Святые Великомученики… кто может мне ответить, какое будущее меня ждёт? И ещё: чего я боюсь? Навряд ли это смерть. Ведь это общий конец для всех. Даже для богов.
Может, забвение?
О, проклятая тщеславность! Не даёт покоя. Что тебе, Бор, до того, как тебя будут вспоминать в грядущем? Неужто это будет как-то греть твои гнилые кости?
Надо идти до конца. Взялся за дело — нельзя отступать. Полумеры — худшее из всего, что может статься. Надо смириться с тем, что мы не настоящие хозяева своей судьбы. Только Великий Ткач полотна сего Мира знает, когда и где применить ту или иную Нить.