Прямо по замкнутому кругу
Шрифт:
– Очень! – Катя расцвела. – Это… Сама не верю! У меня как будто три сердца и две пары легких – я дышу! Все такое… громкое, яркое, прекрасное! Честное слово. Андрей, спасибо! Без тебя бы ничего не было!
– Да ладно тебе… Я же пистолет у твоей головы не держал…
– Не знаю, что бы я без тебя делала! – повторила Катя. – Я так закопалась в своих проблемах, а ты был так… честен…
– Груб?
– Может, но главное – честен. Я не могла больше так жить, услышав правду. Не знаю, почему, но это
– Да ладно тебе! Ты все сделала сама. Ты молодец!
Когда было покончено со взаимными восторгами, Андрей помылся и поспал, а потом вернулся Якут, и Маша вернулась, и они все пили бурбон, и Слава обнимал Катю, а та смотрела на него похотливо, и Маша смущалась, а Андрей так напился, что все происходящее казалось ему телевизионным реалити-шоу.
Маша, кажется, тащила его домой, а у него заплетались ноги, и он плакал.
Андрей никогда не плакал. Не потому, что был мужественным и сдержанным, а потому, что он не умел любить, страдать, сочувствовать, жалеть – отчасти, потому что ему казалось, будто его никто не любит, отчасти потому, что жизнь представлялась ему совершенно бессмысленной.
Он заплакал, наверное, первый раз за десять лет – и ему понравилось.
Андрей плакал обо всем сразу – о том, что жизнь не удалась, о том, что она так бесславно закончилась, обо всех упущенных возможностях и о тех годах, что он провел словно в забытьи.
И первый раз он узнал, что плакать можно не тогда, когда больно, не когда ты слаб, а когда ты прощаешься с тем, что тебе вовсе не дорого. И ты не знаешь, что чувствуешь – горе, радость, тоску, восторг… ты просто чувствуешь – и этого достаточно.
Он не помнил, как заснул, а проснувшись, нашел записку от Маши: «Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Встретимся вечером».
Андрей хмыкнул. Зачем сообщать, что скажет «что-то важное» заранее? Чтобы он приготовился к худшему? К лучшему? Испортить настроение?
Пить хотелось так сильно, что Андрей готов был утолить жажду водой из унитаза, но сдержался.
Нацепил тренировочные штаны и поплелся к Якуту.
– Славка уже третий день пропадает на таможне, – сказала Катя. – Байки пришли. Кофе хочешь?
– А вода есть? – проскрипел Слава.
– Умираешь? – улыбнулась Катя.
– А ты нет?
– Да мне конец!
Они выжали в кастрюлю все лимоны и апельсины, что были в доме, залегли на диван и уставились в телек, который показывал «Части тела».
– Четыре сезона, – похвасталась Катя.
– То есть до вечера нам есть чем заняться? – уточнил Андрей.
На пятой серии Панов отключился, а проснувшись, обнаружил, что Катя спит, прижавшись к нему, а его рука находится в ее трусах. Андрей уставился на нее, не решаясь пошевелиться.
Она открыла глаза.
– Ой, – выдохнула она. –
И неожиданно Андрей понял, что секс с этой девушкой – самое важное в его жизни.
Короткое замыкание.
Андрей никогда не понимал тех, кто умеет держать себя в руках, когда дело касается секса, но то, что произошло сейчас, было выше обыкновенной похоти, химии, притяжения. Это было безумие – и они знали об этом, но ничего не могли поделать.
– Твою мать… – пробормотала Катя, когда все закончилось.
– Гмм…
– У тебя так было? – повернулась она к нему.
– Ну-у… Я ни в чем сейчас не уверен.
– Есть ощущение, что мы не должны были этого делать.
– Но сделали, – напомнил Андрей.
– И еще сделаем, – заявила Катя и положила руку ему на живот.
Это было прекрасно. Андрей задыхался от желания, у него сосало под ложечкой, он видел, чувствовал, вдыхал ее одну.
– Че-ерт… – протянула Катя, когда они курили после душа. – И что делать-то?
– В смысле? – насторожился Андрей.
У него было достаточно опыта, и он знал, что девушки имеют слабость рассказывать об изменах своим мужчинам. Вроде бы им тяжело жить с грузом вины. По его мнению, девушки просто не могут страдать в одиночестве – им нужна компания. Хотя бы уже почти бывший молодой человек.
– Андрей, для меня это не просто секс, – сказала Катя. – В моей жизни было слишком много «просто секса»…
– Сколько? – перебил он.
– Сколько у меня было мужчин? – уточнила Катя.
Андрей кивнул.
– Это сейча стак важно?
Андрей пожал плечами.
– Ну-у… Штук пятьдесят.
Она замолчала.
– Я не люблю Славу, – произнесла она наконец. – Не уверена, что уже люблю тебя, но мне ни разу еще так не сносило крышу. От того, будет ли у нас секс, зависела моя жизнь, понимаешь?
– Понимаю, – согласился Андрей.
– Да неужели?! – воскликнула она, уставившись на него. – У тебя серьезно с Машей?
– Да с Машей у меня вообще никак! Просто… Я должен тебе кое-что сказать.
Катя ждала.
– Я через месяц умру.
Катя молчала.
– Это шутка? – спросила она.
– Веселая такая шутка, ага. Гроб, ритуальный автобус, поминки – приходи, поржешь! – отчего-то зло и грубо ответил Панов.
Ему было хорошо с Катей. Он за ней не ухаживал. Она не флиртовала, не ломалась, не строила из себя бог знает что. У них просто был лучший на свете секс и что-то еще, что нельзя обозначить как дружбу, но хотелось бы назвать доверием, если бы им было что друг другу доверить. Скорее это было таинственное ощущение близости – и сексуальной, и духовной, которая пока только зацвела, распустилась, одурманила их ароматом, но не успела дать плоды.