Прямой доступ
Шрифт:
Толстенная дверь уехала в сторону, освобождая проход в узкое помещение. Мы оказались в небольшой комнатке. Для прохода в «Виварий», похоже, нужно было попасть под какую-то очистку. Мы все зашли, дверь сзади закрылась, датчики показали, что внутри появился кислород. Следующие врата поползли в сторону, открывая перед нами целый новый мир.
Мы оказались на самом верху огромного круглого помещения. Внизу располагался большой сад с озером посреди. Дальше множество комнаток, ограждённых прозрачными стенами. Внутри кровати, тумбы, личные вещи. Только вот людей почти не было, несколько десятков брошенных странных жилищ. Не просто жилищ — словно всё
Мы должны были спешить, но не получалось. Вокруг воцарилась странная, умиротворяющая тишина. Иногда её пронизывали звуки пения птиц. Я глянул и почти сразу выцепил взглядом пару пташек, что соскочили с ветки.
Прошли по полукругу и начали спуск по лестнице, готовясь стрелять. Правда, врагов ни одна из систем не фиксировала. Эта часть комплекса отрезана от остальной сети, и здесь Вика не перехватила управление всеми датчиками и камерами. А вот системы брони видели несколько человек — три девушки. Возраст каждой определить сложно, пока не установим визуальный контакт, так что приходилось строить догадки.
— У нас пятнадцать минут, — нарушила молчание Вика.
— Что потом? — спросил её.
— Потом наёмники будут здесь, — ответила моя подруга. — «Морген» остановил их, все оставшиеся силы брошены, чтобы удержать штурмовиков и корабли подальше от «Вивария».
Дошли до сада и прошли по нему, всё осматривая. Дальше уткнулись в какой-то административный коридор. Несколько кабинетов с табличками — психолог, терапевт, другие специалисты. Нашёлся целый класс с электронной доской и экранами, здесь явно учили детей или тех, кого содержали.
Остановился рядом с комнатой, над которой висела табличка — «Процедурная». Вошёл внутрь, увидел и авто-хирурга, и множество уже знакомых ящиков и ящичков. В некоторых небольших боксах плавали органы. Глянул на закрытые кейсы, щёлкнул открывашками — они оказались пусты. Именно в таком лежал тот набор тканей, что я нашёл в небоскрёбе.
— Здравствуйте! — сказал кто-то на немецком.
Я обернулся спокойно, знал заранее, что к нам приближается девушка без оружия. Лет семнадцати, в сером комбинезоне и с очень-очень знакомым лицом. Я видел его не раз в мозаике и новостях на эфирных каналах. Правильные черты, каре почти белых волос. Только вот на всех видео и фото — взгляд стальной, словно у железного человека. Здесь же я видел испуганного ребёнка, и глаза не серые, они голубые, яркие.
— Привет, — ответил ей на немецком, открывая забрало.
— Вы спасёте нас? — спросила она с надеждой.
— Почему вы не ушли с остальными? — спросил зачем-то.
— Мы спрятались с девочками, вон там, мы там всегда прячемся, там нас не видит наставница, там нас не слышат, не запрещают. Вы заберёте нас, вы же герои, да? Вы спасёте нас? — она говорила шёпотом, будто боясь, что кто-то может узнать её тайну, показала за спину, там вроде бы виднелся в стене вентиляционный выход. — Только не отдавайте нас воспитательнице, спасите, пожалуйста, не отдавайте…
Разговор получался глупый, я будто впустую тратил время. Но не мог не ответить этой детской наивности. Даже Лиза ведёт себя взрослее чем эта девочка. Девушкой я уже не решался её называть.
— Да, — ответил очень тихо и кивнул, не зная, что ещё сказать, но девушка услышала.
Она
— Ты же говорила, что они неразумны?
Она не ответила, осматривалась, словно принюхиваясь.
— Не стыдно? — раздался ещё один голос, хриплый, уже на славянском языке. — Довели ребёнка до слёз.
За нашими спинами, прямо у входа, появилась сама Мария Вебер. Та самая глава концерна «Морген», по чьему образу, похоже, и собирали эту девочку. Выглядела она плохо — в кресле-каталке, худая, с запавшими мутными глазами, обвитая трубочками. От белых волос ничего не осталось, только гладкая лысина. Подключена к куче медицинского оборудования, которое мигало жёлтым и зелёным. Я знал, как и почему одна из глав Европейского Союза смогла к нам подобраться незамеченной, но сейчас это было неважно. Про неё ведь много говорили — молодая, гениальная, «Стальная». Вся в своих родителей, погибших при сходе с орбиты в капсуле.
— Зачем? — спросил её, почувствовав, как невольно искривилось моё лицо.
— Если держать синтетика без сознания, через три месяца начинаются необратимые изменения в мозгу. Фиброзная ткань разрастается очень быстро, процесс не остановить, — она всё поняла, усмехнулась слабо, ответила, махнув рукой, — это последнее поколение таких, мы уже нашли решение этой проблеме.
Она закашлялась, сработал один из аппаратов на кресле, девушке стало легче. Отдышавшись, перешла к делу, решив больше не тратить время:
— Сейчас вы сходите с орбиты и отправляетесь в Берлин, там вас встретят, — она помолчала, сглотнула, продолжила: — Новые личности, полная свобода, неограниченный доступ к средствам. Вы получаете всё что хотите, а я получаю технологию прямого доступа и схему квантового вычислителя. Ты, Хелен, выберешь себе тело — твоё, как я вижу, уже занято.
Девушка усмехнулась на последней фразе, посмотрев на Вику, а потом на меня. Я снова скривил лицо, буравя её взглядом и пытаясь угадать, говорит ли она правду. Ведь когда мы окажемся внизу, они могут попытаться нас захватить. Понимают ли они, что я могу сам стереть всю свою память, и тогда им точно ничего не достанется? Или что в «Хамелеоне» есть режим самоуничтожения, как в доспехах?
— Квантовый вычислитель? — переспросил её, уже понимая, что означала буква «Q» в наименовании импланта.
— А ты думал, получать прямой доступ может обычный имплант? — теперь уже скривилась она, похоже, от моего незнания. — В твоей голове не только протокол и все данные. Это первый в мире мобильный квантовый вычислитель, к которому можно подключиться через нейрошунт.
Посмотрел на девушку в кресле, нахмурившись. Я уже сам стал понимать, потому что смотрел как-то познавательную программу про квантовые компьютеры и вычисления. Теперь ясно, как именно мой имплант вскрывал любые ключи шифрования. Для квантового вычислителя это раз плюнуть. Видимо, так же, как и взломать мозги, словно хранилище данных. Значит, алгоритм — это не всё, нужен ещё и мой имплант, способный подключаться напрямую. Похоже, так же и Вика ломала через меня некоторые системы — связь у нас с ней постоянная ещё со времён акции за городом. Моя ценность росла с каждой секундой. Если дней семь назад я, как безработный, порадовался бы такой востребованности, сейчас всё стало совсем грустно.