Прямой эфир
Шрифт:
— Не знаю, Боря, — признался он. — Думаю, аудитория должна быть разделена на две части. Эксперты и участники программы — это все люди известные и привыкшие говорить под камеру. И «галерка». Реальные люди «с улицы». Это важно, чтобы появился элемент непредсказуемости. Можно сейчас с запасом сделать? Мест на 100?..
— С запасом сделать можно, но пустые места в зале будут плохо смотреться, — проворчал главный режиссер, почуяв свое преимущество. — Ты почетче определись. Марку же все вынь да положь, уже завтра. Хочет через месяц студию «под ключ», — и Панкрашкин начал что-то энергично отмерять рулеткой. — Материалов понадобится: фанера, брус, пластиковые кресла, металл, скажем уголок — сорок на сорок…
Стас присел на ступеньку лестницы, досадуя на самого себя. Выходило, что даже бездарный Панкрашкин буквально фонтанирует идеями, по сравнению с ним. Андреев уже несколько недель без толку думал над концепцией программы — ничего путного не рождалось. И на вчерашнем совещании у Даянова сам он смог предложить только одну мысль.
— Соединить воскресное политическое шоу с дискотекой…
На этих его странных словах все в кабинете засмеялись. И только Марк не посчитал их неумной шуткой.
— Подробнее можешь? — заинтересовался Даянов. Наверное, президент «Ориона» точнее всех присутствующих ухватил мысль, неудачно сформулированную Стасом. Марк не хуже Андреева знал, что информационный жанр на телевидении всегда обречен проигрывать развлекательному. И по-настоящему массовую аудиторию способно собрать только красочное развлекательное шоу.
Что же касается информационных программ — они всегда проигрывают сериалам, юмористам, телеиграм и художественному кино. Там рейтинг иногда достигает 15 % (если очень популярное кино или сериал). А теленовости изредка подпрыгивают до 10 %. Но средние показатели даже лучших аналитических программ, таких как «Намедни» Леонида Парфенова, не превышают 6 % рейтинга. Местные же новости смотрят еще меньше — их рейтинг в лучшем случае 3–5 %. То есть в этот момент на городской канал настроен в лучшем случае каждый 20-й телевизор в городе.
— Значит, говоришь, смесь бульдога с носорогом?! Информация и развлекаловка… Никто, говоришь, раньше так не делал… — протянул Даянов. — Ну, а детали? Как это должно практически выглядеть? У тебя мысли есть?
Но никаких практических решений для воплощения своей смутной идеи Стас представить не смог. Поэтому Даянов поморщился, давая понять, что время уходит, а проект буксует.
— Это все фокусы, — недовольно бросил он. — Ты мне поясни другое — почему эта программа станет информационной дубиной? И как мы этой дубиной сможем кое-кого — ты знаешь — прикладывать по «кумполу» каждое воскресенье? Нам ведь это главное!
— А разве интерес зрителей нам не важен? — возмутился Стас. — Мы все это затеваем только ради войны?.. А когда повоюем, закроем проект, что ли?
— Дорогой мой, Стас! — хлопнул его по плечу Марк. — Только не забывай одну вещь. Знаешь, какое зрелище людей завораживает по-настоящему? Бои гладиаторов! Так всегда было со времен Древнего Рима и сейчас, поверь, человеческая натура не изменилась. Вот если зритель когда-нибудь увидит в нашем шоу настоящий бой: победа или смерть, когда он кровь учует, страх на лицах заметит — тогда они еще и утренний повтор посмотрят, как завороженные…
Да, этот круглый зал в заброшенном ДК, как настоящая арена, отлично подходил для гладиаторских боев. Ничего особо выдумывать не надо — классический круг под жарким электрическим солнцем. Человечество не придумало более подходящей площадки для сражений один на один.
Но пока в помещении будущей студии только Борис Панкрашкин измерял рулеткой расстояние от входа до противоположной стены. Он старался не ошибиться, и сгибался в три погибели, отставив немолодую задницу. Такое положение главному режиссеру было явно не по душе.
Глядя на его потуги, Андрееву вдруг стало тоскливо и страшно. Потому что было ясно — уж Панкрашкин-то уложится в срок. Как попало, но сделает студию на скорую руку. И как же получилось, что сам Стас, столько лет ждавший большой программы, оказался совершенно не готов, как только у мечты появился шанс сбыться? Отсчет времени до первого эфира неумолимо тикает, а идей в пустой, как барабан голове не прибавляется нисколько. От отчаяния ему захотелось во всю глотку заорать в этом пустом зале. Лишь бы избавиться от чувства, что выпросил у судьбы кусок, больше, чем может проглотить.
— Ты что-то сказал? — обернулся Панкрашкин.
Стас отрицательно покачал головой. И постарался мысленно представить, как маленький телеведущий в центре арены под яркими лампами жалит вопросами закованного в латы сановной спеси губернатора. Броненосцу тоже жарко под лампами и камерами. И будет давить его броня — темный пиджак, воротник накрахмаленной белой рубашки и дорогой галстук, подпирающий горло узлом. И тяжеловес будет копить злость и сдерживать бешенство, подбирая слова для корректно звучащих, но ничего не значащих ответов, выдавая себя только медленно багровеющим цветом мясистого лица и бисеринками пота, выступающими у корней волос…
В идеале зритель должен, выключая телевизор, признать, что он только что смотрел корриду. Но это все мечты. Губернатора сюда не удастся заманить так просто. Первое время придется сражаться с хищниками меньших весовых категорий. Но сначала надо просто суметь выйти на эту арену и при этом быстро ориентироваться и остроумно отвечать. Перед сотней уставившихся на тебя людей, под жаром двухкиловаттных ламп… Так даже то, что заучено наизусть, мгновенно вылетит из головы. Неужели придется признать, что он — Стас Андреев — не годится для всего этого?
И куда тут втиснуть музыку, идея насчет которой первоначально казалась такой естественной? И легкие развлечения?
«Ладно. Давай сначала решать чисто практические вопросы, — мысленно приказал себе Стас, облизывая пересохшие губы. — Откуда появляется ведущий?»
Заходить просто с улицы, наверное, можно, но там пойдут зрители и участники. Это не то. Спускаться сверху по лестнице, наверное, было бы эффектно. Он решил взять этот вариант на заметку. Вообще, в гладиаторском Колизее, хищники появлялись снизу из мрачных подвалов.