Пряники
Шрифт:
Начальник сидел со скучающим видом, слыхивал, дескать…
– Мне кажется, что вам, товарищ начальник…
– Так всё-таки, товарищ или господин? – скучающе перебил его Трегубов.
– Что? – встряхнулся Лаптев. – А! Не привыкну никак. Раз полиция, стало быть, господин.
Все захихикали. Трегубов настойчиво смотрел в бумаги.
– Продолжайте, продолжайте, господин-товарищ Лаптев, – буркнул он.
– Так вот, – прокашлялся Лаптев, – Взгляните с точки зрения Министра, Правительства и Президента державы. Взгляните и увидите.
Народ в кабинете потихоньку хихикал,
– Да-а! – Протянул Лаптев. – А насчет, где кому ссать, у меня и, правда, такой проблемы нет, я с помощью органов местного самоуправления, прям за каждым углом, как вы выразились, и поставил биотуалеты. И они не закрыты на болты с гайкой, как во многих местах, а работают. – Он помолчал секунду. – Вы бы руководству намекнули, дескать, надо с мэрией этот вопрос решать, а то ведь скоро ступить негде будет, кроме моего участка. Да вы ведь и сами руководство. Поди…
– Да кто ж с нами разговаривать будет? – Махнул рукой начальник.
– А вы бы в депутаты подавались… – усмехнулся Лаптев. – Щас, как раз выборы намечаются.
Майор внимательно посмотрел на него, помолчал.
– Хорошие мысли вам иногда приходят в вашу… голову…
«Наверное, хотел сказать, в пустую голову» – подумал Лаптев.
Офицеры гурьбой вышли из кабинета начальника, потянулись на улицу, на ходу вытаскивая из карманов сигареты и зажигалки.
– А вот зря ты, Данилыч, – раскурив сигарету, сказал капитан Нартов, старый приятель и коллега Лаптева, – опытом древних участковых не поделился.
Коллеги стали подтягиваться к ветеранам. Лаптева остановила Валя из секретариата.
– Данилыч, зайди, тебе почта.
– Пошли в курилку, – сказал кто-то из офицеров, – а то зам по тылу опять ворчать будет.
Пошли в курилку. Лаптев, забежал в секретариат, получил письмо-жалобу на Горбача, мельком прочитал и присоединился к остальным. Двор управления был, в самом деле, чистенький, словно его только что умыл утренний дождик. Его каждое утро убирали «указники» – лица, осужденные на пятнадцать или меньше суток за мелкое хулиганство. Да ещё солнышко так светило, прям в глаза – окурок стыдно бросить, где попало.
– Чего ты там вспомнил-то, Лукич? – пробормотал Лаптев, – напомни.
– Да, помнишь, мы на сборах участковых были…
– Во, вспомнил! Тому уж четверть века прошло, – буркнул Лаптев.
– Короче, мужики, дело было так, – начал Лукич, – мы с Данилычем были на сборах в облцентре. Аж четыре месяца, – он повернулся к Лаптеву, – Может, ты сам расскажешь?
– Давай, давай, Лукич, у тебя здорово получается.
– Ладно. Значит, на втором месяце нас послали на практику. Мы ж кто были? Так, сосунки, ни бе, ни ме, ни кукареку. Пацаны, то есть.
– Ага, пацаны, – не сдержался Лаптев, – в армии уж отслужили…
– Ладно, тебе, – мы ж, главное, жизни ни хрена не знали, что там армия: подъём, отбой, столовая, плац, строевая… – Лукич задумался мечтательно. – Классно было, в общем-то. Не надо ни о чём думать, решения какие-то принимать. Тебе сказали – ты пошёл…
– Да пошёл ты, Лукич, – не выдержал кто-то из офицеров, – жизнь нашёл.
– Да я так, в порядке ностальгии, – улыбнулся Лукич.
– Короче, – начал Лаптев, – я понял и вспомнил о чём речь, – он помолчал, – гадкий случай. Мы практику проходили в райотделе, нас к участковому опытному приставили. Вот. – Он опять помолчал. – Пошли мы с ним по его участку, опыта набираться. Там пивнушка была, сейчас «Цыплята табака». Такая же рыгаловка, собственно, только название сменилось. Так сейчас хоть нужник в ней, в смысле, в рыгаловке, есть. А тогда ни хрена не было. Угол был. На улице. Ну, скажите, люди пиво пьют литрами, куда им деваться-то? За угол, конечно. Подходим к пивнушке, лейтенант, участковый, в смысле, опытный, заводит нас за этот самый угол, а там мужик в норковой шапке это самое, оправляется…
– Ссыт, то есть, – вставил кто-то из компании.
– Ага, – покосился Лаптев на сказавшего, – ты бы покультурней что ли.
– Как в том анекдоте что ли? – вставил вопрос Лукич.
– Короче, лейтенант этот подходит к мужику, снимает шапку у него с головы, норковую шапку-то, и прям под струю подставляет.
Лаптев даже замолчал от возмущения.
– Ага, – встрял Лукич, – а потом шапку на голову мужику одевает…
– Да ты чо! – Кто-то аж встал. – Ну, сволочь!
– Я ж и говорю, – мрачно сказал Лаптев. – Сволочь! А ты, – обернулся он к Лукичу, – пример! Говёный пример-то.
– Да я так, для начальства… – пробормотал Лукич. – А у тебя что за почта, может, помочь?..
– На Горбача опять жалоба, – буркнул Лаптев, – пьянка, дескать, бомжи ходят. Чего помогать-то, сам управлюсь.
– Смотри, – Нартов поднялся.
Подошло время расходиться по участкам, проверять благонадежность граждан, а также соблюдение паспортного режима, санитарно-гигиеническую обстановку, наличие номерных знаков на домах и ещё тысячу и одну вещь, за надлежащим состоянием которых надлежит надзирать участковому.
Лаптев шёл не спеша – не двадцать пять, поди, лет-то. Замечал всё: окурки, фантики, шелуху от семечек, брошенную, где попало. Смотрел хозяйским глазом на группки парней и девчонок, пьющих всякие там энергетические напитки, появившиеся в магазинах и киосках неизвестно откуда. Вот ведь беда: ничего в стране не было, а тут вдруг такое появилось, о чём раньше и знать не знали. Да, ладно, лишь бы не хулиганили.
Устал, естественно, к вечеру, никаких опять протоколов не составлял, никого в участок не тащил – не за что было, а все равно устал. Годы…
Позвонил домой.
– Мань, – сказал жене, – я скоро дома буду, к Горбачу заскочу вот…
– Да уж, ты без Горбача не можешь.
– Мань, порядок – есть порядок. Да буду я скоро.
Что ж Маня, она всё понимает: считай, тридцатник почти на участке отпахал, разное бывало. Бывало, и по двое суток пропадал, когда в какую-нибудь засаду отправят. Не в том, анекдотном милицейском смысле, что, дескать, где-то засаживал, а в прямом, в настоящей засаде на преступников сидел сутками. Всяко бывало.