Прыгнуть выше себя (издание 1990 г.)
Шрифт:
Она по-своему истолковала его ответ и поспешила защититься:
— Об этом нам твердят в школе, когда советуют больше интересоваться художественной литературой…
Он пожал худыми, острыми плечами:
— Но я читаю достаточно. Не только по математике и кибернетике. Ты знаешь…
— Ну да, как же, по биологии, — подхватила она. — По анатомии и физиологии человека…
Он принял вызов. Не ожидая приглашения, сел, закинул ногу за ногу. Сплел до хруста пальцы и охватил ими колено.
— Верно, — сказал он. — По биологии. По философии. Там есть основа всего, о чем толкует художественная литература.
Он сказал "толкует", хотя мог бы догадаться, что этого она ему не простит.
— Образы тигров и характеры змей. Это ты хотел сказать?
— Там есть все, из чего можно составить и образы, и характеры, и варианты поведения людей. Элементарных блоков и механизмов не так уж много, пожалуй, даже меньше, чем букв в алфавите.
— Если тебя интересуют только буквы, ты никогда не научишься говорить и понимать то, что говорят тебе, — отметила она.
— Например, я знаю, что главное твое качество — упрямство. Но разве мне обязательно знать все его проявления?
— Заметано, — обрадовалась она. — Наконец-то договорились.
Она резко отвернулась, показывая, что разговор окончен. Но он не уходил, и его взгляд был достаточно красноречив.
— Я устала, — сказала Мария. — Почему ты хоть этого не поймешь? Почему вы все этого не поймете? Да, мне нравятся иные люди, такие, как Петр. Почему вы не оставите меня в покое? Я не гениальна, но я ведь имею право на индивидуальность. Так же, как ты. Не жди напрасно. Я не могу измениться. Я не робот…
Ее рука дрожала, когда она вставляла пробирку в объектив ЭМП-спектроскопа.
— Мы неизменны, как наши гены, — попытался шутить Олег.
Она поддержала его, но таким тоном, который исключал компромисс.
— Да, мы неизменны, — резко сказала Мария. — И в этом есть смысл.
— Но нет мостика через пропасть…
Мария больше не отвечала, сосредоточенно набирая код программы. Она не смотрела, как вяло, будто все еще раздумывая, поднялся Олег, как ушел. Подняла голову, когда рядом послышался другой голос — невыразительный, скрипучий, словно состоящий из одних обертонов:
— Принцесса не станет снисходительней?
Она сжалась, будто ожидая удара. Этот человек с нервным длинным лицом и пронзительным взглядом был для нее недосягаемым и желанным повелителем.
— Я должна полюбить его? — спросила Мария. В ее смиренном голосе был вызов.
— Ты не имеешь права грубить ему. Знаешь, я не боюсь произносить слово "обязанность", хотя оно многим и не нравится. Так вот, ты обязана помнить, сколько нас здесь, на Базе, и как мы далеки и от Земли, и от космических поселений.
"Он мог бы и не говорить об этом. Лучше бы он говорил о другом, — думала Мария. — Или молчал. Человек в первую очередь нуждается в необходимом. Но "необходимость" — неоднозначное понятие. То, без чего легко обойдется один, совершенно необходимо другому. Но, может быть, нам обоим удастся измениться, "притереться", стать похожими друг на друга, как это умеют делать патрульные роботы, сконструированные Олегом!"
…Сквозь ее мысли, будто острый луч сквозь туман, пробился взгляд Петра, нашел ее зрачки, больно вонзился в них. И тогда она, чтобы не сжаться от боли, вскинула как можно повыше свою золотистую голову на длинной гордой шее и сказала:
— Составь уравнение, Арифмометр (она не случайно назвала Петра школьным прозвищем). Выведи зависимость степени человеколюбия от расстояния до Земли.
Петр не принял вызова и даже не ответил шуткой. Его голос был скрипуче-назидательным:
— Такая независимость существует. Она издавна называется совместимостью. — Углы его нервных губ устало опустились. — Ты даже не хочешь присмотреться к нему.
"Я понимаю, что ты хочешь сказать, Арифмометр, — мысленно ответила она. — Он лучше меня. Одаренней. Интересней. Он сильный, красивый человек. По древним меркам — настоящий мужчина. Но теперь этого слишком мало для человека. Недостаточно, чтобы его полюбить. Ты живешь в прошлом, Арифмометр. Собственно говоря, все вы, мужчины, мечтаете вернуть прошлое. Но любовь к мужчине не может быть главным для меня. Стыдно, когда такая любовь — главное в жизни. Она делает женщину рабыней. Думая, что действует по своей воле, женщина лишь выполняет одну из самых жестких программ природы. Это ты, Арифмометр, должен высчитать и понять. Я не подчинюсь этой программе. Ни за что. Я полюблю лишь того, кого буду уважать, перед кем преклонится мой разум. Такого, как ты. Не меньше…"
Мягко щелкнули репродукторы. Бесцветный голос автомата произнес:
— Внимание. Базу вызывает Седьмой. Базу вызывает Седьмой.
Патрульный робот не стал бы вызывать Базу по пустякам.
Все мгновенно повернулись к экранам связи. Мигнули, налились голубым светом овальные окна. На голубом заплясали знакомые разноцветные символы — позывные Седьмого. Патрульный робот докладывал: "В квадрате шестнадцать-а появился новый объект. Действия его признаю угрожающими. Передаю информацию о нем…"
Передача оборвалась. Голубые окна светились, но символов на них не было. Люди ждали.
Прошла минута, вторая…
Петр тихо вышел, постоял за порогом. Затем его торопливые шаги послышались в коридоре. Он спешил в командирскую рубку.
За спиной Марии раздались иные шаги — упруго уверенные, без пришаркивания. Она не оборачивалась. Он всегда приходил, если считал, что становится опасно. Он предпочитал быть рядом с ней — ее защитником. К тому же в данной ситуации он имел основания считать себя главным на Базе, брать на себя наибольшую ответственность. Ведь это его создания — патрульные роботы — по составленной им программе обеспечивали безопасность Базы.
Сейчас его приход не раздражал и не злил Марию. Она предчувствовала, что все их нерешенные проблемы, их тоска вдали от Земли, скука, приязнь и неприязнь друг к другу, даже их жизнь могут развеяться как дым, в зависимости от того, что произойдет в квадрате шестнадцать-а.
3
Прошло несколько секунд, прежде чем Седьмой установил, что пространство вокруг него изменилось. Он барахтался, словно в паутине, в каком-то неизвестном ему силовом поле и был к тому же заэкранирован со всех сторон.