Прыжок через невозможное
Шрифт:
Помолчав немного, настороженно прислушиваясь к паровозному свисту, Никандр Филимонович продолжал свои рассуждения:
— Ну, а наша кондукторская бригада от паровозной зависит еще больше. Разве можем мы в связи с этим не интересоваться, каким образом собираются машинисты водить скоростные тяжеловесные поезда? Вот и ходим в их лекторий. И можете не сомневаться: хорошо теперь знаем, где Сергей Доронин думает разгон поезду дать, где придержать его.
— Но ведь вам, человеку далеко уже не молодому, просто физически нелегко посещать
— А кому же нынче легко? — удивленно поднял мохнатые брови главный кондуктор. — Солдатам на фронте легче разве? А со стороны, действительно, кое-кто может подумать: к чему, мол, старику эта академия? Вот сосед мой, к примеру, Аркадий Илларионович Гаевой, никак не может этого уразуметь. А у меня, сами знаете, сыновья на фронте…
Никандр Филимонович, прищурясь, пристально посмотрел на Евгения Булавина и, расстегнув шинель, достал из кармана гимнастерки аккуратно сложенный треугольничек.
— Вот вчера только от меньшого своего получил, — сказал он, разворачивая и протягивая майору исписанный листок. — Хоть и не жалуется ни на что, но сам-то я не понимаю разве, как им там нелегко?
Расценщик Гаевой
Комната, в которой работал Гаевой — расценщик паровозного депо, была совсем маленькой. Тут стояли всего два стола да шкаф с делами. Единственное окно было до половины занавешено газетой, так как находилось на первом этаже и в него могли заглядывать любопытные.
Лысоватый, гладко выбритый, застегнутый на все крючки и пуговицы форменной гимнастерки, Гаевой сидел за столом и с удивлением смотрел на своего помощника Семена Алешина, худощавого парня с всклокоченной ярко-рыжей шевелюрой и сердитым выражением лица.
— Чему же ты удивляешься, Семен? — спрашивал он Алешина, разглаживая на столе замусоленные листки нарядов. — Почему не веришь, что Галкин сто сорок процентов вырабатывает?
— Да потому, что лодырь он, этот ваш Галкин, — раздраженно отозвался Алешин, глядя исподлобья на Гаевого. — Он и ста-то процентов никогда не вырабатывал. Разобраться еще надо, откуда у него теперь сто сорок.
Гаевой сокрушенно покачал головой и тяжело вздохнул:
— Удивляешь ты меня, Семен. А еще комсомолец. Что же, ты не веришь разве патриотическому порыву Галкина?
— Скажете тоже — патриотическому порыву! — усмехнулся Алешин. — Да откуда у него этот порыв? Будь у меня такое, как у него, здоровье, сидел бы я разве в нашем депо, хоть оно и прифронтовое? А он сидит и очень крепко за свою бронь держится, незаменимого специалиста из себя разыгрывает.
— Ну и злой же ты парень, — укоризненно проговорил Гаевой и отвернулся с досадой.
А Алешин посидел немного насупившись, потом поднялся решительно и вышел из конторы, сердито хлопнув дверью.
— К Пархомчуку пойду… — буркнул он нехотя.
Но Алешину вовсе не нужно было идти к Пархомчуку — мастеру паровозного депо. Просто захотелось вырваться на свежий воздух из душной комнатушки Гаевого. Ему недолго пришлось ходить одному по станционным путям, шпалы которых были густо забрызганы нефтью и маслом.
— Привет, Сеня! — весело окликнул его капитан Варгин, сотрудник воеводинского отделения госбезопасности. — Что такой кислый? Опять с Гаевым не поладил?
— Опять, — мрачно отозвался Алешин.
— И что это у тебя с ним вечно стычки? — спросил Варгин, протягивая Семену руку.
— Поучает все меня, — криво усмехнулся Алешин. — А сам, между прочим, сидит почти безвылазно в своей норе и о настоящей-то жизни понятия не имеет. А тоже, наверно, считает себя патриотом.
— Здорово, видать, он тебя допек! — рассмеялся Варгин. — Но только ты зря на него ополчился. Говорят, он человек тихий, безвредный. Просто у тебя самого характер слишком ершистый.
Алешин в ответ лишь вздохнул сокрушенно.
Поговорив с Семеном о деповских новостях и об общих знакомых, капитан Варгин дружески попрощался с ним и пошел к начальнику станции — узнать, нет ли каких вестей от майора Булавина. Но так и не узнав ничего нового, вернулся к себе, решив, что Евгений Андреевич, видимо, не случайно задержался у генерала Привалова.
Не любил капитан оставаться в отделении за Булавина. Неспокойно было у него на душе в такие дни. Он знал, что майор старается приучить его к самостоятельности, но Варгин не очень верил в свои силы. Его не страшил открытый враг, он нашелся бы, что против него предпринять, но вокруг не было почти никого, в ком можно было бы заподозрить недруга. А между тем возможно, что враг притаился где-то и лишь ждет удобного случая, чтобы нанести удар из-за угла… Лишь один человек был у капитана на подозрении, но он пока и его не решался назвать врагом.
Поскорее бы все-таки приезжал майор Булавин!
Подозрения капитана Варгина
Прибыв в Воеводино, майор Булавин тотчас же вызвал к себе капитана Варгина. Выслушав доклад, Булавин предложил капитану сесть.
— Нам с вами предстоит серьезная работа, Виктор Ильич, — негромко произнес он и пристально посмотрел на своего помощника.
У капитана был широкий лоб, глубоко сидящие черные глаза, длинный нос с горбинкой, рано поседевшие волосы на висках. Слегка откинувшись на спинку стула, он не мигая смотрел в глаза майору, ожидая пояснений.
— Не знаю, нужно ли мне рассказывать вам о том, какой интерес проявляет военная разведка к железнодорожному транспорту? — улыбаясь одними глазами, спросил Булавин.
— Не нужно, — серьезно ответил Варгин, хотя он и понимал, что майор шутит.
— Я вам верю, — теперь уже не тая улыбки, продолжал Булавин. — А вот мне полковник Муратов не поверил и прочел целую лекцию о том, сколько неприятностей причинил французскому железнодорожному транспорту небезызвестный прусский агент Штибер.