Прыжок кита
Шрифт:
Моё заявление вызвало шок и у ректора, и у руководства кафедры, да и среди представителей предприятий пошёл удивлённый шёпот. Ректор задал несколько вопросов, не скрывая своего удивления и недовольства, предложил несколько мест по нашей специальности, но я твёрдо стоял на своём и ничего не объяснял. В конце концов ректор меня выгнал и предложил зайти к нему завтра.
Следом за мной был приглашён несчастный Гоша, тоже отличник. И его сразу спросили, а не собирается ли он тоже пойти работать в такое-то предприятие. Он с трудом выдавил из себя «д-да» и тоже был изгнан из кабинета.
На другой день мы снова оказались в кабинете ректора, который называл нас уже просто по фамилии, и мы честно объяснили ему причину своего выбора. Он понял ситуацию, популярно объяснил нам, что процедура
Дальше в течение месяца мы не вспоминали о распределении, нам надо было сдать очень тяжёлую сессию, экзамены были по основным профилирующим предметам, но самым главным и тяжёлым был госэкзамен по военной кафедре, о котором я хочу рассказать немного подробнее. Тяжёлым он был потому, что нужно было подготовить материал, который изучался в течение четырёх лет. Готовиться можно было только в институте и в рабочее время, правда, включая и выходные дни, все наши тетради с конспектами лекций и технические описания аппаратуры, которую надо было чинить с закрытыми глазами во время экзамена, хранились в секретной части, и это естественно. Ещё тяжело было потому, что стояла ужасная погода, и я отлично помню, что за день до экзамена пошёл снег А это было 1 июня 1959 года.
Поскольку я уже в предисловии обещал рассказать читателю, как шёл навстречу «Узлу», замечу, что военно-морская подготовка прекрасно дополняла и знания, и идеологию проектирования вычислительных средств и систем управления оружием, независимо от того, на каком поколении аппаратуры создавались эти системы – механических устройствах типа коноидов, электромеханических устройствах, релейно-контактных схемах, дискретных электронных компонентах или сверхсовременных больших интегральных схемах и микропроцессорах. В самые тяжёлые моменты проектирования новейших систем я с удивлением и благодарностью вспоминал лекции профессора Изенбека о принципах построения некоего «Горизонтально-базисного дальномера» времён его творческой молодости, над которыми мы тогда втихомолку подшучивали, и мне становилось немного стыдно.
И последнее. Институт в самом деле дал хорошую подготовку по нашей военной специальности офицеров минно-торпедной боевой части, а также по многим вопросам кораблестроения и вооружения, тактике действий военно-морских сил да и просто принципов организации корабельной службы. Конечно, далеко не всем удалось воспользоваться этими знаниями в своей работе. Но мне повезло: я использовал их на 100 процентов. И даже когда однажды, во время испытаний на подводной лодке после её выхода из базы, старпом производил дифферентовку лодки, а в это время именно он да боцман, сидящий на горизонтальных рулях глубины, обладают абсолютной и непререкаемой властью и любые перемещения по лодке запрещены, мне вдруг срочно потребовалось перейти из одного отсека в другой. В момент прохождения через люк в переборке я получил сокрушительный удар, а точнее пинок тяжёлым кованым сапогом старпома. Находясь короткое мгновение в свободном полёте, я ощутил не оскорбление, а чувство стыда за содеянное и восторг: «ай да старпом, ай да сукин сын!» И отношения наши стали ещё лучше, и через десятки лет при любой встрече, в любой компании я всегда вспоминал: «А помнишь, Володя, какой поджопник ты мне влепил?» А он всегда смущался и говорил: «Да ладно, да чего ты». Эх, хороший был мужик, и командир из него потом получился отличный, жаль, что рано ушёл…
Но вот последняя сессия позади, и после – абсолютно заслуженное торжество, которое мы провели на природе, в парке Екатерининского дворца в Пушкине. Судя потому, что мы купались, снегопада уже не было, впрочем, он всё равно не смог бы нас остановить. На следующее утро мы помчались знакомиться с «чехами», правильнее будет сказать, «представляться чехам», как принято говорить на флоте. Но «чехов» на месте не оказалось ни в этот, ни на следующий день. На третий день вышел смущённый Виталий и сказал, что они поехали в Москву «пробивать» наше перераспределение. Гоша махнул рукой и уехал в байдарочный поход, а я остался ждать решения, день за днём приходя к дверям СЛ (спецлаборатории). На дверях стояла охранница, и пройти внутрь было невозможно.
Я не могу объяснить, что заставляло меня приходить на свой скучный пост каждое утро, к началу работы и простаивать там целый день. Выглядело это нелепо, но я не мог заставить себя уйти. Может, я просто решил, что это моя судьба, ещё до того, как познакомился с «чехами», может, всё решила первая короткая встреча, состоявшаяся через некоторое время, может, по-хорошему завидовал молодым и необычайно жизнерадостным людям, которые проносились мимо меня, пересыпая смелыми шутками продолжение какого-то спора, начатого, быть может, несколько дней назад…
Надо мной сжалился мой будущий начальник, хмурый и, по моим тогдашним понятиям, немолодой человек с очень странным именем и фамилией – Вил Емельянович Бандура. Я с ним близко никогда не сходился, поэтому передам мнение о нём моих друзей, которые с ним много работали. Бандура был опытным радиоинженером, который уже в зрелые годы сумел освоить азы вычислительной техники и стать неплохим разработчиком устройств вычислительной машины даже на транзисторах. Причём ему приходилось по крохам собирать те знания, которых ещё не было в учебниках на русском языке, но которые уже вошли в программу подготовки выпускников кафедр вычислительной техники. Поэтому жалостливый Бандура дал мне для изучения технический отчёт по разработке арифметического устройства вновь разрабатываемой вычислительной машины УМ- 1. Был он совершенно уверен, что примерно в течение месяца я не буду мозолить глаза проходящим по лестнице высоким гостям и весёлым молодым сотрудникам.
Тут-то я и совершил свою первую производственную ошибку: я за одну ночь прочитал отчёт, практически всё понял, кроме обоснования принятых схемотехнических решений, в которых я так и не смог разобраться и за всю свою службу в электронной промышленности. Даже появление самых что ни на есть больших интегральных схем не убедило меня, что какие-то там дырки и электроны обеспечивают работу простого транзистора, даже если он помещён в здоровенный корпус с тяжёлым радиатором-теплоотводом.
Зато всё остальное было прочно вбито в наши студенческие головы, проверено на экзаменах и даже написано у нас на лбу: смотрите, мы выпускники старейшей в стране кафедры вычислительной техники! Поэтому следующее утро принесло Вилу Емельяновичу горькую обиду, которой он не заслужил – я вернул ему отчёт и сказал, что отчёт очень хороший, написан прекрасным языком, и я всё понял. Доброжелатели объяснили мне, что Бандура сам разрабатывал это арифметическое устройство, делал это весьма обстоятельно и профессионально, но потратил на работу массу времени и сил – он всё придумал сам, и придумал очень здорово, чем и гордился до моего столь бестактного заявления о правильности, простоте и понятности всех принятых им решений.
Не смог забыть этого унижения отличный радист и успешный самоучка-вычислитель по фамилии Бандура и затаил такое презрение к моему всезнайству, что несколько лет, будучи моим начальником, попросту не замечал меня при встречах в коридоре или на лестнице и старался вообще забыть о моём существовании. Правда, этому правилу он изменил один только раз, когда нам вместе довелось писать контрольную работу на кандидатском экзамене по английскому языку, неуважение к которому явилось одной из причин, заставивших Бандуру самостоятельно разрабатывать основы двоичной арифметики и возможные инженерные приложения этой несложной науки. Так что месяц на лестнице прошёл не напрасно, я уже был готов обсуждать и даже критиковать организацию арифметического устройства.
Были и другие моменты, которые делали ещё более загадочной лабораторию «чехов» на чердаке: несколько раз меня срочно просили очистить лестницу от посторонних, а попросту выгоняли на улицу «погулять»! Один раз я выполнил эту команду каких-то незнакомых мне личностей не слишком торопливо и с трудом разошёлся на узкой лестнице с группой довольно упитанных людей в штатском и нескольких, тоже не слишком худеньких, в морской форме, среди которых один был ещё и с маршальскими погонами на скромной рабочей тужурке.