Прыжок над пропастью
Шрифт:
Он посмотрел вниз, на маленький задний двор. Потом поднял глаза наверх; сзади, как скелет, возвышалось недостроенное высотное здание. Кругом ни души. Как он и надеялся. Пока все в порядке.
Он нажал на дверную ручку и толкнул дверь. Она открылась бесшумно – петли он смазал сам несколько дней назад. В нос ударила застоявшаяся вонь жареной рыбы. Тихо жужжал холодильник. Захватив канистру, он вошел внутрь и бесшумно закрыл за собой дверь. Потом постоял в темном тесном помещении, прислушиваясь.
Женщина за закрытой дверью сдавленно вскрикивала и стонала:
– О да! О господи, да, сделай это!
Мальчик прекрасно
Тогда легко было подсчитать, сколько у него есть времени. Все, что и требовалось тогда, – оставить велосипед у кооперативного магазина и, спрятавшись за полуразрушенной стеной через дорогу, наблюдать за ее кассой, где она сидела в свою смену, кроме перерыва на обед. Он просто дожидался, пока она придет на работу, и знал, что у него в запасе целых восемь часов. Хотя он всегда успевал управиться и за два часа. Больше ему не нужно было.
Это случилось во время второго визита. Первый он совершил из чистого любопытства. Искал улики. Рылся в шкафах, доставал ее одежду, вдыхая аромат женщины, которую он почти не знал. Достав из ящика черный кружевной бюстгальтер, он прижался носом к чашечкам и смутился, испытав странное чувство.
В тот раз он пришел на разведку. Очень важно было выяснить, есть ли у нее его фотографии. Много ли он для нее значит? В маленькой гостиной, в спальне и на кухне он увидел кучу фотографий ее самой – в рамочках и без рамочек. Одна, самая большая, черно-белая, в рамке, была слегка размыта. Увеличенный портрет. Черные кудряшки отброшены назад. Она улыбалась кому-то; на лице застыло самодовольное, тщеславное выражение.
В ящиках комода и в двух альбомах он обнаружил и другие ее фотографии. Она снималась одна и с мужчинами. В лодках, на скачках, на авторалли, в ресторанах, в ночных клубах.
И лишь на одном снимке он увидел себя.
Снимок лежал картинкой вниз на дне ящика комода, в деревянной шкатулке, в ворохе писем и документов. Маленькая фотография, примерно пять на пять сантиметров, помятая, с оторванным уголком, почти выцветшая. Они вдвоем сидели бок о бок на галечном пляже. Ему было года четыре; он в плавках, болезненно худой, с торчащими коленками, взъерошенными волосами; стоит и щурится на солнце. Она сидит рядом, но в то же время далеко от него. В бикини, в темных очках, состроила очаровательную гримаску фотографу. Мальчик рядом… да знала ли она его когда-нибудь?
Вспомнила бы она его сегодня?
Нельзя забывать людей. Особенно тех, которые тебя любят. Нельзя просто выбросить их, вычеркнуть из своей жизни, уйти от них. Я покажу тебе, как забывать!
Обещаю.
12
– Давай же, милый, ешь – ведь ты это любишь.
Алек сидит за столом в кухне: майка с рисунком из сериала «Ох уж эти детки». Каштановые волосы – как у Росса, спадают на глаза. Перед ним в тарелке стынут спагетти под соусом «Болоньез». В тарелке палочки для еды – после Таиланда он наотрез отказывается есть вилкой. В руках вертит вертолет, собранный из «Лего».
– С вертолетом поиграешь потом. – Вера еле сдерживалась. – Бабушка приготовила спагетти специально для тебя. – Сегодняшнее раздражение объяснялось не только тем, что ей снова плохо,
Не обращая на мать внимания, Алек оторвал желтую детальку от фюзеляжа, сосредоточенно надул губы и вставил «кирпичик» в другой ряд.
Вера вскочила так резко, что ее стул опрокинулся. Распутин, спавший на своей подушке перед плитой, подпрыгнул от удивления. Она вырвала вертолет из рук Алека.
– Немедленно ужинать! – приказала она.
– Не хочу.
Вера положила вертолет на черную мраморную столешницу, схватила палочки Алека и начала дробить спагетти на мелкие кусочки. Росс и мама совсем его избаловали!
Мать молча сидела напротив внука: в губах зажат окурок, от которого идет дым; глаза прищурены, брови сведены на переносице: мать сосредоточенно читает журнал «Хэлло!», лежащий перед ней на огромном сосновом столе. Время от времени она бросает взгляд на экран телевизора: там идет очередная серия «Соседей». По мнению Веры, телевизор орет слишком громко.
Прикручивать звук она не стала. В конце концов, мама целый день присматривала за Алеком – уже начались каникулы. Но в том-то и проблема. Не важно, подумала Вера, сколько тебе лет; для мамы ты навсегда останешься ребенком. Вот почему она никогда не могла набраться смелости и попросить маму не курить за столом, когда Алек ест. И, несмотря на то, что они так отличаются друг от друга, маму она уважает. Маргарет. Разумное, серьезное имя. Именно так мама сейчас и выглядит: одета для загорода, в полном соответствии с промозглой ночью: в толстом пуловере машинной вязки, вельветовых брюках, удобных туфлях на низком каблуке.
Ей совсем недавно исполнилось шестьдесят; у нее короткие седые волосы и красивое лицо, правда, кожа испещрена морщинами от тяжких переживаний и многих лет непрерывного курения. На ее долю трудностей хватило. Двадцать лет она ухаживала за отцом Веры, прикованным к постели, и беспомощно наблюдала за тем, как состояние мужа ухудшается.
В те последние, ужасные годы, когда отец уже стал почти овощем, Росс был безупречен. Он оплачивал круглосуточную сиделку, помогал маме деньгами и заботился о том, чтобы отец получал самое лучшее лечение – несмотря даже на то, что лекарства и уход мало что меняли. Вот почему, по мнению мамы, Росс не способен ни на что плохое.
Вера подцепила палочками немного спагетти, окунула их в соус и поднесла ко рту сынишки. Алек плотно сжал губы.
– Ешь! – прошипела она.
Не вынимая сигареты изо рта, мать заявила:
– Мы чудесно провели день, милая. Ходили в…
– Алек! Ешь немедленно!
– Не хочу.
– Ходили в Фонд по охране водоплавающих птиц, – продолжала мать. – Алек, расскажи мамочке, что мы видели. – Она вынула сигарету изо рта и закашлялась.
Вера накинулась на нее:
– Ты что, целый день кормила его конфетами?