Прыжок над пропастью
Шрифт:
Он должен отдать запись в полицию. Сокрытие улик – преступление более тяжкое, чем проникновение в чужой дом и незаконное видеонаблюдение. При данных обстоятельствах он, вполне вероятно, отделается одним только выговором. Но он сидел. С него не снята судимость.
Да, копам его визит будет на руку.
Что, если они попробуют осложнить ему жизнь? Несколько раз он, работая, перебегал им дорогу; при желании они могут здорово попортить ему кровь. Будут настаивать на том, чтобы он выдал им имя Росса Рансома. Кто-нибудь наверняка позаботится о том, чтобы история просочилась
А если не ходить в полицию?
Возможно, эксперты, которые осматривают место преступления, и обнаружат камеры, хотя и вряд ли: они будут искать следы на полу и стенах, на мебели. Посмотрят ли они наверх? Будет ли у них повод? А если даже и поднимут головы, обнаружат ли крошечные глазки камер?
Сегодня утром он получил по голосовой почте сообщение от некоего детектива Ансона, который продиктовал номер телефона полицейского управления и пару других телефонов. Он до сих пор не ответил на звонок. Нельзя звонить, пока он не решил, что говорить. Вот еще один хороший повод для того, чтобы уплыть подальше от берега.
Он поступил глупо, заявившись к Россу Рансому в кабинет и показав ему запись. На что он, черт побери, надеялся? Вытянуть из клиента признание? Вполне возможно, хирург виновен. Кейвену нравилась мысль о том, что его клиент мог заказать доктора Кэбота. Психика у него расшатана: получил записи, уличающие жену в неверности, и нанял киллера. А что? Вполне в его духе.
Сейчас, вдали от суши, за буйком, он в безопасности. Ветер утих; дождь только моросит. На часах ровно три. Через час начнется промежуток между приливом и отливом. Кейвен выключил мотор, закрыл крышку бензобака, вскрыл банку с пивом и отхлебнул кремовую пену, которая с шипением поднялась наверх.
Потом он закурил сигарету, впустил в легкие волну сладкого дыма. Лодка мягко покачивалась на волнах; вода тихо плескала по корпусу. Над головой крикнула чайка. Хью Кейвен наблюдал, как поверхность воды вокруг него рябит от капель дождя.
Внутренний голос советовал: «Держись от него подальше, Хью. Ты можешь расплатиться со Стеф и по-другому, не ища приключений на свою задницу. Росс Рансом – хитрая сволочь. И пропадешь ты, а не он».
Докурив сигарету, он принял решение. Открыл переносной холодильник, достал кассету.
Его охватили сомнения. Он снова вспомнил слова той песни Дилана, слова про дороги. Сколько их, дорог? Сколько дорог ему придется пройти? «Господи ты боже мой, – подумал Кейвен, – я не знаю ответа».
78
На кухонном столе лежал номер «Дейли мейл». На первой полосе – крупный заголовок:
«Подозреваемый в двойном убийстве разбился насмерть при падении».
На телеэкране Барт Симпсон стоял на сцене в лучах света и что-то пел. Алек, в красной футболке с длинными рукавами, положив локти на стол, с ложкой и вилкой в руках, сдавленно хихикал. По его руке ползли спагетти.
– Алек, – ласково сказала Вера, – милый, убери локти со стола и положи ложку и вилку. – Она снова перечитала репортаж в «Дейли
Алек не обратил на ее слова никакого внимания.
Вера отвлеклась от чтения.
– Алек!
Он по-прежнему игнорировал ее.
Она выключила телевизор.
Историю перепечатали все газеты; она стала новостью номер один. Врачи скорой не смогли спасти мужчину, который истек кровью. Далее шли другие, более свежие новости.
– Мама!
– В постель!
– Мамочка, но ведь ты всегда разрешаешь мне досмотреть «Симпсонов»!
Вера встала, схватила сынишку за руку и рывком вытащила из-за стола.
– Куда подевались твои хорошие манеры? Воспитанные люди не смотрят телевизор за едой.
– Но ты сегодня приехала за мной поздно. Я всегда ужинаю, а потом смотрю.
– Не позволю тебе класть локти на стол, а потом не обращать внимания на мои замечания.
– Ты тоже сегодня опоздала. Я не мог посмотреть…
– Сегодня я опоздала потому, что была на важном совещании. Мы пытаемся помешать уничтожению окрестной природы. Это одна из маминых обязанностей.
Личико Алека искривилось, и он заплакал.
– Я не слышал, когда ты говорила мне про локти!
– Нет, черт побери, все ты прекрасно слышал!
– Нет, черт побери, ничего я не слышал!
– Не ругайся.
– Сама не ругайся!
На площадке она схватила сына за плечи, стараясь подавить душивший ее гнев. «Срываюсь на ребенке, – подумала она. – Срываю на нем раздражение, потому что вчера мне пришлось уехать от Оливера домой, вместо того чтобы провести с ним целый день».
Срываюсь на собственном ребенке! Господи! Успокойся. Возьми себя в руки.
Она увидит Оливера утром. Но до утра слишком долго ждать.
Вере хотелось поскорее уложить Алека. Тогда она позвонит Оливеру, как обещала. Сегодня ей лучше. Нет тошноты, нет странного чувства отделенности от собственного тела. Голова ясная; она даже была способна сосредоточиться на заседании комитета, несмотря на то, что оно сильно затянулось.
Вчера, после того как они любили друг друга, Оливер настоял на том, чтобы немного поработать с ней: гипноз и визуализация. После сеанса она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, хотя и не знала, чему обязана своей бодростью: любви, гипнозу, просто тому, что была с Оливером, или травяным капсулам, которые он ей дал и велел принимать каждые три часа. Собственно, ей было все равно. Вера твердо знала одно: впервые за много недель ей было хорошо целые сутки подряд. Она была в норме.
«Я справлюсь с болезнью, – подумала она. – Истреблю всех поганых бобовидных амеб до одной».
– Мама, ты сама ругалась. Да, ругалась! Я хочу посмотреть «Симпсонов».
Внизу, в холле, взволнованно залаял Распутин.
Алек рыдал и топал ногами.
– Я хочу посмотреть «Симпсонов»!
– В следующий раз, когда мама велит убрать локти со стола, ты уберешь их со стола, понимаешь?
– Я не виноват, что ты опоздала!
Скрип открываемой парадной двери. Голос Росса. О боже!