Прыжок в известность
Шрифт:
– Но ведь общее дело!
– не сдавалась Надя.
– Скажите спасибо, что я вам тренироваться разрешаю! Ты что там записываешь?
– возмущённо спросил директор лентописца Толкалина.
Лёня невозмутимо щёлкнул клавишей своего магнитофончика.
– Я не записываю... я уже записал! Это для радио. Передача про бюрократов.
– Шантаж?!
– злым шёпотом проговорил директор.
– Во-о-н!
Под акациями ребята едва отдышались.
– Не будет игр, - сказал Ларионов.
– Не бойся...
– ответила Надя.
– Будут!
3
В субботу, на следующее утро, всё проспавший Иван Иванович раскрыл окно и замер. На каменистом пустыре под руководством дяди Миши, столяра-краснодеревщика, сооружались трибуны. Мотоциклисты, те, кто не уехал куда-нибудь на отдых или экскурсию по побережью, ютились в углу двора. Стол доминошников стоял теперь возле самого забора. Среди тех, кто привычно стучал домино уже по утрам, нашлись и сварщики, и каменщики, и один почти художник, который чертил на листах фанеры какие-то фигуры. Одна, изображающая дискобола, уже стояла, сверкая белой краской, прислонённая для просушки к дереву.
Ребята строили свой стадион.
4
На стадионе было пусто. Один Ларионов беспощадно гонял себя по гаревой дорожке, приседал, прыгал.
– Ген, а Ген!
– Гусь позвал его ещё издали.
Ларионов остановился.
– Ну?
– нахмурился он.
Гусь вышел на гаревую дорожку, по которой Гена собирался бежать, приняв позу спортсмена на старте.
– Научи меня прыгать...
– Гусь умоляюще сложил ладони.
– Ты видишь, у меня ноги перспективные, мне все так говорят. Возьми меня в ученики...
– Всё дурачишься? Уйди с дороги...
Гусь встал на колени:
– Гена, возьми меня в ученики...
– Ты что, за дурака меня считаешь?
– Таков закон.
– Гусь поднялся и отряхнул брюки.
– У каждого мастера должны быть ученики!
Ларионов, закусив губу, помчался на него с шестом наперевес. Гусь не сдвинулся с места, глядя на Гену, как на приближающийся поезд.
Ларионов легко перемахнул через него, промчался дальше и взял высоту... Юра подбежал к стойкам...
– Три метра семьдесят один сантиметр...
– почти шёпотом сказал он и завопил: - Гениально!
Ларионов, недовольно оглянувшись, увидел в глазах Гуся неподдельное восхищение и смягчился.
– Да что там!
– сказал он.
– Олимпийский рекорд Кука и Джильберта восьмого года.
– Восьмого?
– удивился Гусь.
– Так недавно? Гена, поучи меня, я тебя прошу, честное слово! Я могу с двумя чемоданами забор перепрыгнуть... Я раньше недопонимал, а теперь... научи...
– С двумя чемоданами?
– недоверчиво спросил Гена.
– Ты серьёзно?
– Честное слово! Я у бабушки в деревне всегда с чемоданами прыгал!
– А почему с чемоданами?
– А потому что у неё собака злая. Я как приеду, так с чемоданами через забор. А знаешь, какие чемоданы! Там даже тушёнка в банках - мама посылала.
– И как ты бежал?
– А вот так я бежал...
– Гусь поставил планку на высоту бабушкиного забора, разбежался и - прыгнул.
– Так-то что! Вот с чемоданами...
– А ну-ка, покажи ещё раз...
Гусь показал и спросил:
– А когда тренироваться-то будем?
– А мы уже тренируемся!
...Домой они шли, дружно разговаривая, настолько дружно, что бабушка Антона Филимонова высунулась из окна и сказала:
– Это что такое творится? Гусь-то ваш с Геной сдружился?..
– Понимаешь, - говорил Гена, - до девяностого года прошлого века прыгуны не передвигали левую руку к правой по шесту.
– Ларионов на ходу показывал, как они держали руки.
– Они вот так их держали, и при разбеге, и при установке шеста. У первых прыгунов был шест с грузом свинца, больше пятнадцати килограммов, на переднем конце... Это для того, чтобы шест занимал вертикальное положение, как ванька-встанька...
Под спокойный голос Ларионова, в приподнятом настроении от строгой похвалы Гены, Гусь размечтался... Он представил себе шест, прозрачный такой, с ртутью внутри. Он нарисовал себе такую картину, как он бежит - упор!
– в прозрачном шесте ртуть резко устремляется вперёд к опорному концу! Гусь взмывает над планкой... и падает на кучу опилок прямо перед транспарантом: "Ура лучшим дворовым командам нашего квартала!" Тут же вскочив, Гусь мчится дальше со своим шестом, снова взмывает над планкой, установленной уже более высоко, и опять падает на кучу опилок перед новым транспарантом: "Физкультпривет прыгунам нашего района!" Гусь, продолжая свой бег, берёт новую высоту. Новый транспарант: "К новым вершинам!" И нарядная Лена Гуляева машет ему платком из рядов восхищенных зрителей.
– Вот так наши спортсмены находят свой стиль...
– говорил Гена.
– И ты имей всё это в виду...
"Батюшки мои, - подумал Гусь, возвращаясь на землю с небес своей мечты.
– Всё прослушал. Придётся завтра сделать вид, что не понял".
А чтоб Гена что-нибудь такое не спросил, Гусь сказал:
– Слушай, Гена, пойдём завтра на море?
– Какое море? Завтра тренировка, тренировка и тренировка! И послезавтра то же самое, и всегда будет то же самое... Если не нравится - отказывайся сразу...
– Тогда сейчас пойдём на море... мы же уже тренировались.
– А кто за нас на спортплощадке будет работать?
...Двор преображался. Капитончик красил зелёной краской скамейки для зрителей. Ванюша вместе с сухоньким дворником дядей Петей мастерил чашу для олимпийского огня - оказывается, до пенсии дворник был сварщиком. Металлическая круглая чаша цвела фиолетовыми огнями. Фейерверки в честь будущих побед летели из-под электрода. Дядя Петя разогнулся, поднял "забрало" и сказал Ванюше: