Шрифт:
М. ЛЬВОВСКИЙ
ПРЫЖОК В ВЫСОТУ
КИНОПОВЕСТЬ
Над баскетбольным обручем с остатками полуистлевшей сетки взлетела не то жокейская, не то «велосипедная» кепка. Возвращаясь вниз, она аккуратно прошла сквозь обруч. Через секунду кепка взлетела вновь и проделала то же самое. С неизменной точностью ей удалось это несколько раз подряд. Восьмиклассник Леша Жильцов, не соблюдая обычной дистанции, а стоя под самым обручем, бросал и ловил кепку одной рукой. В другой он держал портфель.
На захудалой дворовой площадке за таким занятием настоящего спортсмена не застанешь. Да и не стал бы настоящий спортсмен так упиваться собственной ловкостью. А Леша был в восторге. Он действовал легко, даже слегка небрежно, и только одно огорчало его — отсутствие зрителей.
Как только Леша надел кепку, во дворе появился мальчик лет одиннадцати.
— Пойдем, — сказал мальчик.
— Смотри, Волик! — обрадовался Леша и метнул кепку. Но не попал.
— Сейчас пойдем, — сказал Леша, поднимая кепку с земли.
Он метнул кепку второй раз и опять промазал.
— Честное слово, я только что семь раз подряд попал, — разозлился Леша, — не веришь?
На этот раз Леша целился долго. То собирался метнуть, то передумывал. Наконец решился, и кепка изящно «наделась» на угол деревянного щита.
— В школу опоздаем, пошли, — огорченно сказал Волик, когда Леша принялся сбивать кепку камешками.
Ему не сразу это удалось. Волик уже шел к арке ворот.
— Волик! Волик, смотри! — пытался Леша его задержать, но Волик не оглядывался.
— Опоздаем, — сказал он, не оборачиваясь.
Леша, на секунду оторвав взгляд от удалявшейся спины друга, почти не целясь, метнул кепку, и она с удивительной точностью прошла кольцо.
— Попал! — завопил Леша.
Он догнал Волика.
— Но ты опять не видел, как я попал.
— Я тебе и так верю, — сказал Волик.
Леша и Волик шли по улице.
— После уроков там, где всегда? «Фрукты — овощи?» — спросил Волик.
— Да. У телефонной будки, — ответил Леша хмуро. — Но у тебя сегодня пять уроков, а у меня шесть.
— Ничего, я подожду, — сказал Волик. — Ты что такой мрачный?
Леша не ответил. Он всегда мрачнел, приближаясь к школе.
От модели атома с серебристым ядром и укрепленными на проволочных орбитах электронами веяло космосом, электронной музыкой и фантастическими романами.
Модель стояла на покосившейся полке, которую поддерживала Зиночка Крючкова — очень маленькая и очень гордая девочка с острым личиком. Вокруг нее на фоне стеклянных шкафов, схем и таблиц физического кабинета кипела бурная жизнь.
Вахтанг Турманидзе — стройный гигант в тренировочных брюках — объяснял девочкам,
что такое хук и апперкот, нахально дотрагиваясь своими кулачищами до их нежных под бородков.
Вадим Костров царил в своей хихикающее компании.
А Леши Жильцова не было видно.
Только окинув взглядом пустынные ряды лабораторных столов, где-то за одним из последних, у распахнутого окна, можно было заметить его одинокую фигуру. Никому, кроме неприметной девочки в очках, уткнувшейся в книгу, не было до него никакого дела а она нет-нет да и посматривала украдкой на Лешу. Все-таки в людях, несправедливо обойденных славой, есть что-то привлекательное а Леша в своем восьмом «б» был именно таким человеком. Это подтвердилось, когда в класс вошла Галя Вишнякова — самая красивая девочка школы.
— Ребята, кого поцеловать? У меня, кажется, грипп начинается, а завтра контрольная по алгебре, — сказала Галя и чихнула
Класс притих, но конкретных предложений не последовало.
И вдруг из дальнего угла донеслось:
— Меня.
Это сказал Леша и ужаснулся.
Все, кроме неприметной девочки, смотрелна Лешу так, будто Галя была андерсеновской принцессой, а Леша свинопасом. Кто-то даже хихикнул. А неприметная с тревогой ждала Галиного ответа. Она боялась за Лешу.
Но самые красивые девочки школы всегда старше своих лет, и Галя не растерялась.
— Лешенька — золотой мальчик, а вы все трусы. — И она направилась к своей верной подруге Зиночке Крючковой, все еще поддерживающей полку с проволочной моделью атома, Галя шла, размахивая молотком, потому что была дежурной и собиралась укрепить полку.
Снова закипела бурная жизнь восьмого «б», и про Лешу забыли. Но он, чувствуя себя униженным, уже не мог сидеть в одиночестве. От этого горького чувства его могло избавить только всеобщее признание.
Сперва Леша подошел к хихикающей компании Вадима Кострова.
— …И тут, ничего не подозревая, Жан Габен заходит в ванную комнату… — рассказывал Вадим. — Неужели никто не видел? Она же в «Комете» идет…
— Я видел, — попытал счастья Леша.
Конечно, все на Лешу набросились:
— А мы не видели! Иди отсюда!
Вадим закапризничал:
— Если Жильцов видел, тогда неинтересно, тогда пусть он сам рассказывает.
И все стали Вадима упрашивать:
— Нет, нет. У тебя смешнее получается.
— Уйди, Лешенька, а то Вадим рассказывать не будет, а у него всегда обхохочешься.
— Никто у него не отнимает, — сказал Леша, — только ведь настоящий юмор…
— Ты кукарекать умеешь? — перебил Лешу Вадим.
— Как? — удивился Леша.
— Вот так…
Вадим очень похоже кукарекнул. Все засмеялись, и Леша отошел, пожав плечами. Костров опять начал рассказывать. Смех за Лешиной спиной подтвердил, что он оправдал ожидания. Леша оглянулся и грустно посмотрел на чужое веселье. А неприметная девочка поспешно уткнулась в книгу.
Вторая попытка закончилась еще обиднее.