Прыжок во тьму
Шрифт:
— Интересно, когда он передал тебе план? — обрушился я на Эду и весь насторожился. — Я никак не могу понять, когда ты мог его получить?
— Послушай, ты задаешь мне сегодня вопросы, как будто перестал доверять мне.
— Не удивляйся, ты очень долго отсутствовал, и я не могу понять, почему. Что-то меня настораживает и в твоем пребывании в Подебрадах. (О том, что мы там были, он не знал.) А уж если зашла речь о плане радиостанции, то могу сказать тебе, что я разговаривал с Тондой во вторник и спросил его, передал ли он тебе план. Он ответил, что не передал, и сказал, что назначил тебе встречу на четверг. Но вслед за этим Тонда
Эда растерянно заморгал и пытался возразить, уверяя, что это какое-то недоразумение, что я сбил его с толку, что в конце концов он не может помнить все точно.
— Эда, говори правду. Хватит лгать. И что это за встреча с тем человеком на берегу Лабы? Мне показалось, что за нами следили. Прошу тебя, скажи, кто это был?
Наконец Эда сказал правду…
Он был арестован, и его привели на очную ставку с Тондой. Сначала, мол, он запирался, но Тонда все о нем рассказал.
— Он выдал меня, и я вынужден был все признать. Они предложили нам работать на них. Тонда сразу же согласился, а я сказал, что должен подумать.
На следующий день меня вызвали: «Ну как, надумал? Нам все известно».
В конце концов я сказал, что тоже буду на них работать, а сам решил — и это, поверь, я говорю чистосердечно, — что буду вести «двойную игру». Они требовали от меня связаться с Москвой… а я передавал бы депеши такие, какие надо, а не те, что они давали бы мне…
В те минуты я не знал, что делать. Мозг заработал лихорадочно: «Что делать? Ведь он нанес нам новый удар. Человек, которому я всецело доверял и за которого мог поручиться… Как могло случиться, что он дрогнул при первом же столкновении с гестапо?»
Несмотря на то, что во мне все кипело, я старался сохранить спокойствие.
— Ну, хорошо. Так поступил Тонда. Но почему ты не сказал мне все честно во время нашей первой встречи: «Рудла, так, мол, и так, случилось то-то… Почему играл со мной в кошки-мышки? Если бы ты рассказал тогда все чистосердечно, мы могли бы что-то предпринять. Почему ты рассказываешь об этом только сегодня?»
Мы вышли на улицу. «Почему Эда не пришел сам? — вертелось у меня все время в голове. — Как я могу после всего этого верить ему? Ведь я ответствен не только за свою судьбу, но и за судьбу остальных товарищей, которые были с ним в контакте. Можно ли верить в то, что, если бы с его помощью мы наладили связь с Москвой и вели бы „эту его двойную игру“, он вновь не обманет, не предаст? Нет, так не пойдет. Есть только один выход: ликвидировать! Что же, застрелить его тут же на месте? Но если я сейчас же застрелю его, то никому из челаковицких товарищей не удастся уйти. Лучше заманить Эду на новую встречу, а самому пока предпринять все для того, чтобы сохранить хотя бы то, что удастся. Это крайне рискованно, но другого выхода нет».
— Куда сейчас пойдешь?
— Меня ждут в четыре часа, потом поеду в Прагу.
— Кто-нибудь из них тут останется?
— Нет!
«Что делать? Что теперь делать?» — спрашивал я себя.
— Хорошо, я еще подумаю обо всем этом.
Встречу с Эдой я назначил на вторую половину января, а затем на 6 февраля. Надо было выиграть время.
Расставшись с Эдой, я прежде всего проверил, не следят ли за мной. Нет, все чисто. Гестаповцы, очевидно, были в себе уверены.
Я снова поехал к Ирушеку. На душе у меня было скверно. Я попросил позвать
— Из всего этого необходимо сделать один вывод: немедленно исчезнуть. Буду стараться поддерживать видимость, что хочу с Эдой говорить, а вы пока уйдете в подполье. Каждый будет скрываться там, где ему безопаснее. Ирушек — в Брненском районе, Достал — в Пардубицком, Плишек — в Чешско-Моравском. Рудиш отправится в Градецкий район. Во что бы то ни стало в подполье должны уйти Бородач, Долейший и товарищ Клингер. Эти меры абсолютно необходимы. Я немедленно свяжусь с остальными товарищами и предупрежу их, чтобы они прервали связи, о которых знал Эда.
Необходимо было предупредить товарищей из Бероуна, товарища Коштялека и других. Мы договорились также о том, что после реализации этих планов мы — Пиларж, Фрайбиш и я — пойдем на встречу с Эдой, которая должна состояться 6-го февраля. На этой встрече все будет решено.
КТО ПРЕДАЕТ?
Возвратившись в Прагу, я получил декабрьский номер «Руде право», в котором была напечатана моя передовая: «Навстречу Новому году». В этой статье я старался подвести итог международной обстановки и антифашистского освободительного движения за минувший год и наметить перспективы.
Новый номер открывался призывом: «Кто борется, боритесь еще активнее!» Этот призыв имел силу и для нас. И хотя мы понимали, что за спиной у нас враг и неведомый предатель, мы были исполнены решимости бороться до последнего вздоха, жизнь свою дешево не отдавать.
Больше всего я боялся одного: не связался ли уже Эда по приказу гестапо с Москвой и не передал ли товарищам ложную информацию. Не удалось ли таким образом гестаповцам выяснить наши планы.
В эти тяжелые минуты я считал, что необходимо принять такие меры, чтобы движение не пострадало и могло развиваться дальше. Конкретно это означало следующее: всем товарищам, сотрудничавшим с Эдой или находившимся с ним в контакте, следует немедленно уйти в подполье.
Лично я попал в очень тяжелое положение. Мне пришлось объяснять, почему на родину послали таких людей, как Тонда и Эда, которые, попав в руки гестапо, пошли по пути предательства. Впрочем, объяснять тут было нечего, приходилось констатировать факт. Но будут ли товарищи верить мне самому?
Измена Эды и Тонды еще более затруднила нам возможность докопаться до истинных причин арестов. Были ли аресты по их вине? Конечно, Эда и Тонда знали о многом. Особенно Эда, который приехал со мной и которому я так доверял. Но был ли кто-то еще до них? Как это выяснить? Что, если в наших рядах находится еще кто-то, кто регулярно сообщает гестапо о нашей деятельности? Эта мысль засела у меня в голове. Борьба шла суровая, беспощадная, и фашисты делали все для того, чтобы разгромить нас.
Своими соображениями я поделился с товарищем Куркой. Он считал, что необходимо повысить бдительность в собственных рядах, контролировать каждого товарища, ежедневно проверяя, кто что делает. Ведь об Эде мы какое-то время ничего не знали, а именно в это время он был арестован и выпущен на свободу. Только стечение обстоятельств натолкнуло нас на мысль, что с ним не все в порядке. Если бы ему удалось скрыть предательство, как он и пытался это сделать, нас ждали бы новые непредвиденные беды, под угрозой оказалось бы все движение.