Прыжок за мечтой
Шрифт:
— Отдашь майору Наумову. Он там за старшего.
Костик вытянулся, сказал «спасибо» и проводил его долгим взглядом.
«Интересно, чем мне это теперь грозит».
Усмехнулся и пошёл во второй раз штурмовать кабинет, указанный в повестке.
В довольно просторной комнате за столом сидело трое. Медик в халате и белой шапочке, гражданский и военный. Благодаря листку, как оказалось, полкового комиссара, Костика не смотрели, не задавали вопросов, а подписали бумагу и выпроводили из кабинета.
У дверей его встретил военный с четырьмя треугольниками
Эшелон формировался на станции «Инская». Так что Костику повезло. Ходьбы от дома родственников до станции минут пятнадцать. Вот только добраться без техники из города оказалось проблематично.
Оханий и аханий не было. Все всё понимали. Бабушка всплакнула. Тётки со слезами на глазах обняли, попросили беречь себя. Дед крепко сжал руку и не выдержал, прижал к себе, пряча повлажневшие глаза. Соседка Наташа тоже сидела с мокрыми глазами, наблюдая за сценой прощания.
Смущённый Костик из последних сил сдерживал себя от нахлынувших нежных чувств. Сердце сжалось и заболело.
«Ведь и правда, как родные. За эти два с небольшим месяца я прикипел к ним всей душой. Нюра вон сейчас вообще разрыдается. Даже соседская девчонка уже роняет слёзы. Надо же. Как же всё-таки больно уходить на фронт и не знать, увидишь ты ещё кого из них или нет. Страшно об этом думать».
Половину сухпайка оставил им. Родным нужнее. Дед с бабушкой практически не ели, стараясь накормить молодёжь. И это уже сказывалось на их здоровье. Только что тут поделаешь? Война.
На станцию отправились с Костиком Нюра и увязавшаяся за ними Наташа. У вокзала военный патруль проверил документы и пропустил всех на перрон.
Наташа смотрела на платформы с закреплёнными артиллерийскими орудиями, смешно разинув ротик. Нюра вытирала капающие слёзы и никак не могла успокоиться.
Долгий для Костика день подходил к концу. Предновогодний вечер в свете фонарей казался волшебным. Падал мягкий пушистый снег крупными хлопьями, искря и переливаясь.
Костик посмотрел на девчонок и улыбнулся.
— Мне пора. Надо ещё свой вагон найти, — он поправил лямки вещмешка и резко поцеловал в губы сначала Нюру, а затем и Наташу. Развернулся и, не оглядываясь, пошёл по перрону вдоль эшелона.
«Как тяжело расставаться! Я сейчас сам расплачусь. Никогда не думал об этом. Впрочем, у меня и не было таких расставаний. Да что же это такое? Как тяжело».
Он смахнул появившиеся на глазах слёзы. Несколько раз глубоко вздохнул.
— Александров? — раздался голос с эшелона.
— Так точно! Александров! — быстро отреагировал Костик.
— Давай к нам в теплушку. С нами едешь.
Костик увидел улыбающееся лицо Валерки, с которым познакомился на базе после неизвестно какой поломки полуторки. Его грузовик ожидал смены двигателя, и поэтому шофёра дали в помощь Костику. Так они и познакомились.
— Привет! И ты на фронт?
— Нет, я к тётушке на пирожки! — засмеялся Валерка. — Давай руку.
И вот уже третий день в пути. Эшелон увеличился на Урале в два раза. Именно там, на какой-то богом забытой станции они простояли почти сутки, пока цепляли вагоны. И потом продвижение к фронту шло исключительно ночью. Ничего не оставалось, как спать и размышлять о превратностях судьбы. В первые сутки наговорились с Валеркой и теперь лишь перебрасывались ничего не значащими фразами. В теплушке было около тридцати человек. Половина шофёры, половина трактористы. Вторых должны были забрать для танкового училища. По крайней мере, так говорили. В теплушке была оборудована металлическая печка наподобие буржуйки, фотографию которой Костик видел в какой-то книге. Так что холодно не было. И раз в сутки кормили горячей кашей. Костик как-то постепенно привык к голоду и несмотря на постоянное желание есть, всегда оставлял кусочек хлеба, сухарик или ещё что-нибудь на случай, если уж сильно прижмёт.
На четвёртый день поступил приказ разгружаться. Тут же формировались отряды, которые возглавляли младшие командиры и куда-то уводили их. Костик оказался в небольшом отряде шоферов из двенадцати человек. Построили, провели перекличку, погрузили в полуторку и доставили через пару часов в формирующуюся часть.
Всех шоферов, в том числе и Валерку, оставили здесь, а вот Костика забрал пожилой старшина без правой руки, удалённой полностью по самое плечо. Пустой рукав гимнастёрки аккуратно засунут за ремень. Худощавое, изрезанное морщинами лицо. Умные, немного выцветшие глаза рентгеном прошлись по Костику.
— Сколь за рулём? — усталым твёрдым голосом спросил старшина.
— Около месяца. Ну, чуть больше, может, — замялся Костик.
— Понятно, — ответил тот и сплюнул. — Опять пацанва.
Костик не обратил внимания на эти слова, его больше интересовало, куда его определили. Старшина неторопливо скрутил козью ножку, закурил.
— Откель родом?
— С Крыма, — пожал плечами Костик.
— Как в Новосибирске оказался?
— Ранение, — опять пожал плечами Костик, рассматривая командира, который стоял вполоборота и что-то выговаривал двум бойцам.
Старшина заинтересовано посмотрел на Костика.
— Повоевал, значит? За баранкой?
— Пехота, — предпочёл ответить расплывчато, не хотелось упоминать, что служил в похоронной команде, а потом и в штрафбате. Интересный послужной список.
— Ладнось, — старшина притушил самокрутку о свою широкую жёлтую ладонь. — Айда. Полуторку нам выделили. Пора забирать. Да и загрузили уж, наверное.
— Товарищ старшина, подскажите хоть, куда я попал?
— На войну, сынок. Куда же ещё? — усмехнулся старшина. — 150-я стрелковая Новосибирская дивизия, 195 медико-санитарный батальон.
— А место? Город? Хотя городом тут и не пахнет, — оглядываясь, выдохнул Костик.
— Это точно подметил, не город. В Подмосковье мы. В резерве, — старшина мрачно вздохнул. — Шестьдесят процентов численного состава потеряли, когда вырвались из окружения. Вот теперь на переформировании. Много ребят там осталось. Город Белый, слыхал?
— Неа, — мотнул головой Костик.
— Вот и я до этого не слыхал, но запомнил теперь на всю жизнь, — тяжко выдохнул старшина. — И в медсанбате потери… Эх! Пошли!