Псевдоним украденной жизни
Шрифт:
– Ну да, ну да…
– Нет, мать. Если это был он, то совершенно точно стрелял в Виноградова, внука Василия Николаевича. Ему он мстил, если что. Но я не верю… Не верю, что это он! Двадцать пять лет прошло. Где он был все это время?..
Муж вернулся почти в полночь, она трижды засыпала и просыпалась, дожидаясь его в гостиной. Он не ожидал, что она там. Вошел, сразу включил верхний свет и шагнул к огромному шкафу, забитому алкоголем.
– Бухать собрался? – спросила она, поднимаясь из подушек. – Чего так поздно?
– Дела.
Он
Она с ненавистью его рассматривала. Годы ничего гадкого с ним не сотворили. Такой же худощавый, мускулистый, широкоплечий. Седина, с которой она день за днем боролась, ему даже шла. Подправленные хирургом скулы и разрез глаз сделали его настоящим красавчиком. Девки висели на нем гроздьями. Но, к чести его, надо сказать, он никогда не заходил дальше позволенного. Только секс. Никаких обязательств.
– Жена у меня только одна. Ты, – утешал он ее как-то после очередного бурного выяснения отношений. – И никогда другой не будет…
– Как зовут твои «дела» сегодня? Таня, Маня, Анжела?
Она не хотела, зарекалась, но вырвалось само собой. Слишком хорош он был сейчас. Слишком желанен. Но тащить его в постель после очередной шлюхи она не станет. Противно. А он точно был с бабой. Она знала его, как никто. Эта расслабленная мягкость в движениях. Ленивый взгляд. Потребность глотнуть виски.
Секс. У ее мужа точно только что был секс. Может, прямо в машине.
– Малыш, мы договаривались, – ответил он спокойно и сделал глоток. – Если ты только по этой причине не спишь, зря.
– Не по этой. Мне звонила мать.
Она села на диване, похвалив себя за то, что в шелковом спальном гарнитуре сейчас, а не в хлопковой пижаме. И ее длинные волосы, все еще шикарные и блестящие, спутались так, как надо. Ему всегда это нравилось.
– И что хотела мать? – Он присел рядом, пристальным и оценивающим взглядом прошелся по ее фигуре. – Ты хороша, малышка. Ты знаешь, что все еще невероятно хороша.
– Подожди, Дима… – Она поймала его руку на своем колене и пресекла все попытки залезть под подол. – Все очень серьезно… В нашем с тобой родном городе начали происходить странные и страшные вещи. Ты не в курсе?
– Нет. Давно там не был. Более двадцати лет. Точнее – двадцать пять. А что там не так? – Он откинулся на подушки, сделал еще глоток и лениво прикрыл глаза. – Рассказывай, рассказывай, я весь внимание, малыш.
И она начала пересказывать ему разговор с матерью во всех подробностях. Не исключила даже то, что она заподозрила мать в слабоумии.
– Это все, – произнесла она и замолчала.
– Н-да…
Он рывком поднялся с дивана, снова подошел к шкафу и налил себе еще. Понаблюдал, как колышется поверхность янтарной жидкости, и выпил все до дна. Стакан с грохотом поставил на стеклянную полку, закрыл дверцы. Минуту молчал и вдруг повернулся к ней со словами:
– Ты же не думаешь, что все это правда?
– Думай не думай, Дим, а люди
– Я не об этом, милая, – перебил ее Дима. Он медленно подошел, дернул за руку, поднимая с дивана, и прошептал, глядя ей в глаза странным отсутствующим взглядом: – Ты же не думаешь, что он на самом деле жив?
Глава 4
– Это будет твой первый допрос, стажер, – предупредительно поднял указательный палец начальник оперативно-розыскного отдела и тут же ткнул им в его сторону: – Смотри, не налажай!
– Так точно, товарищ майор. – Саша нервно двинул по столу бланки протоколов допроса. – А вы будете присутствовать?
– Так точно, стажер, – хмыкнул майор Исхаков. – Неужели ты мог подумать, что я оставлю тебя на растерзание такой акуле, как Коля Федоров?
– А кто он вообще такой? – Саша Корнеев сцепил пальцы на затылке и напружинил мышцы шеи. – Когда их привезли в отдел после драки, он очень вежливо себя вел, не наглел. Не то что его оппонент.
– А кто был его противником? Никто! Рвань уличная. Тому терять нечего. Ему на нарах даже лучше, чем у костра на развалинах. Бомж он. А Коля… Коля, это фигура. Авторитет.
– И чем же он такой авторитетный? Фруктами и овощами торгует. Место, да, у него лучшее на рынке. А так…
– А теперь молчи и слушай, стажер. Странно, что тебя дед не просветил.
Исхаков выбрался из-за стола, взял что-то из ящика и подошел к большой магнитной доске, на тот момент пустой. Но майор тут же принялся развешивать на ней фотографии, пришпиливая их круглыми разноцветными магнитами.
– Николай Федоров, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения. Родился и вырос в нашем городе. Женат. Детей нет. Сейчас ведет тихую жизнь законопослушного гражданина. Торгует потихоньку овощами на рынке. Рыбачит. Ездит с женой за грибами и по ягоды. – Исхаков держал кончик авторучки на центральной фотографии еще довольно молодого Федорова – без глубоких залысин и морщин. – Но так было не всегда, стажер… В тысяча девятьсот семьдесят девятом году Федоров был призван в ряды Вооруженных сил СССР. Через два года должен был демобилизоваться и вернуться домой, но он не вернулся. Остался, по сведениям, в армии и пробыл в ней до девяносто второго года. Вернулся заматеревшим, тертым и сразу принялся сколачивать в городе бригаду.
– Бригаду? – не понял Саша.
– ОПГ – организованная преступная группировка на языке правоохранителей. Бригада в простонародье. Федоров Николай Иванович, он же Николя – ударение на последней букве. Он же Микола, он же Маклай. От Миклухо Маклая фамилию оторвали умники. Кличка Маклай ему, по слухам, особенно нравилась. Женский пол укладывался штабелями, когда он отирался поблизости. Кожаная куртка косуха. Джинсы «варенки». Белые кроссовки. Машина крутая. Пистолет не всегда прятал. Он так и болтался у него в кобуре под мышкой.