Псевдоним Венеры
Шрифт:
– Не понимаю, наверное, я съела что-то не то! – простонала она, направляясь к медицинскому шкафу. – Да что же это такое!
И, подхватив полы пеньюара, она снова опрометью вылетела из кабинета. Пока она отсутствовала, Галя осторожно вытащила из ящика стола связку ключей, а также ключи от автомобиля Инны Григорьевны. Та еще два раза возвращалась в кабинет и два раза снова исчезала в направлении туалета.
Наконец, когда она вернулась в очередной раз и плюхнулась в кресло, Галя заметила, что у Инны Григорьевны больше нет никаких сил. А девочка услужливо предложила ей
– Это правильно, нужно пить больше жидкости при отравлениях, – бормотала женщина, отирая пот со лба.
Посидев немного в кресле, она воспряла к жизни и слабым голосом произнесла:
– Кажется, приступ прошел. Галя, будь так добра, иди ко мне!
Галя подошла к креслу, в котором восседала докторша, и она похлопала по своим жирным коленкам.
– Ну, забирайся сюда! Тете Инне было плохо, но теперь все в полном порядке. Иди, детка, не бойся, я тебе плохого не сделаю. Обещаю, что сейчас ты увидишь небо в алмазах!
Но до этого не дошло: Галя еще не успела усесться к ней на колени, когда тело Инны Григорьевны выгнулось струной, и она, подобно снаряду, выпущенному из катапульты, вылетела из кресла, снова убегая прочь.
Пока ее не было, Галя заменила воду в чайнике: не хватало еще, чтобы Инна Григорьевна догадалась, что было причиной ее недомогания. Но когда докторша вернулась в кабинет и плюхнулась на кушетку, девочка поднесла ей чашку, в которой были остатки чая, напичканного слабительным.
– Ты добрая душа, Галя, – простонала Инна Григорьевна, осушив чашку, – что бы я без тебя делала!
Пять минут спустя она снова мчалась из кабинета. К середине ночи Инна Григорьевна до такой степени измоталась, что ей было уже точно не до Гали. Поэтому, когда девочка спросила, может ли она отправляться спать, врачиха только рукой махнула и прошептала:
– Иди, иди! Только я тебя еще вызову на медосмотр. Просто сегодня все идет наперекосяк. Да что же это такое!
В животе у нее снова заурчало, и Инна Григорьевна посеменила в отлично известном ей направлении.
Галя же вернулась в бокс, предполагая, что Инна Григорьевна не будет ее трогать в течение ближайших дней, а то и недель. Так и вышло – врачиха слегла после бессонной ночи, а Галя получила официальное разрешение покинуть госпиталь.
Оказавшись в мастерской, она первым делом сделала слепки всех ключей, а затем в первой половине дня отнесла их обратно в кабинет Инны Григорьевны. Докторша лежала в палате, всеми больными заведовала ее заместительница, находившаяся в запарке и носившаяся по госпиталю с выпученными глазами. Поэтому Гале не составило труда проскользнуть в кабинет и подбросить ключи в ящик стола.
– Ты что здесь делаешь? – спросила ее заместительница Инны Григорьевны, когда Галя выходила из кабинета.
– Хотела узнать, как дела у Инны Григорьевны! – сказала девочка невинным тоном. – У нее ведь все хорошо? А то вчера она чувствовала себя очень плохо…
Заместительница что-то пробормотала, а Галя попросила ее передать «дорогой Инне Григорьевне» большущий привет. Никто так и не заподозрил, что именно она была причастна к медвежьей болезни похотливой докторши.
Несмотря на то что Гале удалось избежать «медосмотра», она понимала, что времени в обрез. Инна Григорьевна проваляется на больничной койке несколько дней, от силы неделю. А в колонии уже говорили о том, что Матрена вот-вот вернется и что якобы она была сама не своя и пообещала отомстить Лике за то, что именно с нее начались все неприятности. Имело место дисциплинарное разбирательство, закончившееся, впрочем, ничем. Матрену не уволили, только объявили выговор, но именно это и стало препятствием на пути к креслу директора колонии – вместо ушедшего на пенсию старого назначили нового, по слухам, молодого и деятельного. А Матрена пролетела, как фанера над Парижем, и этого она не могла вынести, желая выместить злобу на девочке, которая, по ее мнению, помешала ей занять вожделенный пост.
– Она же меня заживо сгноит! – причитала Лика, узнав, что Матрена выйдет на работу на следующей неделе. – И не только меня, но и всех нас!
– Новый не позволит, – попыталась успокоить ее Галя, но сама знала, что это не так. Во-первых, потому, что короля всегда играет свита: директор был зависим от расположения своих заместителей. А во-вторых, и это было важнее всего, новый еще не успел прибыть в колонию. Его приезд ожидался только в конце месяца, а Матрена выходила уже через четыре дня.
Это значило, что в течение почти трех недель полновластной хозяйкой в колонии будет именно она. За это время она сможет уничтожить всех тех, кого считает врагами, да так, что новый директор, приехав, ничего не заметит.
– Значит так, – произнесла Галя, – нам нужно бежать до приезда Матрены. И у нас еще есть время!
– Нет у нас времени! – заявила Лика, заламывая руки и хныкая. – Ты же слышала, что она передала мне через своих стукачек? Ах нет, не слышала? Ну да, ты же была в госпитале все это время! Матрена сказала, что зароет меня заживо. И это станет лишь началом моих мучений!
– Главное в данной ситуации – не паниковать! – заявила Галя, понимая, однако, что времени у них почти нет. И не только времени – у них не было плана побега. На все про все было четыре дня.
Чтобы как-то успокоить Лику, она показала ей слепки ключей, стыренных у Инны Григорьевны. Слезы на щеках Лики мгновенно высохли, она с любопытством спросила:
– Откуда это у тебя, Галя?
– Неважно! – ответила девочка и спрятала слепки в карман. – Но одни слепки или даже изготовленные по ним ключи нам не помогут.
Ее взгляд переместился на металлический забор, за которым виднелась грузовая машина, въезжавшая на территорию колонии.
– Это что такое? – спросила она Лику, и подруга пояснила:
– Привозит продукты и увозит отходы. Но ты что, машину же проверяют! И там спрятаться негде!
Тогда взгляд Гали устремился на чугунную крышку канализационного люка, находившуюся, впрочем, вне пределов досягаемости, за металлическим забором, в той части колонии, куда имели доступ только сотрудники, но никак не заключенные.