Псих. Дилогия
Шрифт:
– Я до сих пор колеблюсь, - признался он таким тоном, словно спрашивал совета.
– Сомневаюсь до сих пор. Но больно уж много выгод... Если всё обстряпать... Мы представим дело так, будто ты выполнял приказ. Вроде спецзадания. Может, даже медальку кинем тебе какую-нибудь. Только не вздумай вообразить, что ты её в самом деле заслужил. Ты у меня теперь на особом счету, и пригляд за тобой особый. Шаг влево, шаг вправо... Ну, ты понимаешь.
Полковник помолчал.
– Насчёт досрочного - забудь. Сам себе свинью подложил, не взыщи. Тебе теперь долго придётся свою
***
Мосин ушёл из камеры, просто бросив дверь нараспашку - понимай как хочешь. Никто за мной не явился, никто даже не заглянул внутрь. Судя по тишине, снаружи вообще никого не было. По-видимому, это означало, что я снова могу располагать собой. В заданных рамках, разумеется.
И всё же я вышел не сразу.
Чувствовал я себя хреново, но дело было не в том. От мысли свалиться на топчан я отказался - стоит только лечь, и черт его знает, когда я смогу заставить себя подняться. Так что я присел на корточки под стеной, прижав живот руками, понимая, что от этой полумеры мне легче не станет - и задал себе вопрос, почему же мне не хочется выходить.
А очень просто. Потому, что я боюсь увидеть молчаливую шеренгу одетых в чёрное. Потому, что эта картина стоит у меня перед глазами, и будет стоять ещё долго, и закрытые их лица с белыми прорезями глазниц станут являться в снах и вспоминаться средь белого дня, вызывая озноб.
Чёртов полковник.
Я поднялся по лестнице так быстро, как только смог.
Никаких расстрельщиков там, конечно, не оказалось. Оказался ясный солнечный день, нагретый асфальт под ногами, оказались распахнутые настежь ворота ограждения, и ещё одни, тоже неохраняемые. Вскоре я уже шёл по посадочным площадкам, видел тройку взлетающих истребителей, видел стоящие бифлаи и группки штрафников возле них. Никто не обратил на меня внимания, и я спокойно добрался до ангаров, не вызвав ничьего любопытства. Идёт себе человек и идёт.
Тараса я нашёл, как и ожидал, в его закутке. Механик сидел за столиком, опустив голову, застыв в неестественной, безнадёжной неподвижности; перед ним стояла кружка - полная.
Я спросил:
– Что, не пьётся за упокой?
Тарас вздрогнул, повернул голову, поднял глаза. Я увидел подсохшие дорожки слез на его щеках; признаюсь, эти слезы меня потрясли.
Не важно, относились они ко мне или к "летуну, который возвращается".
Не важно.
"Ты не знаешь, что за морж усатый в ноги мне кидался?"
Ох, Тарас.
– Данилка, - выдохнул он.
– Паря. Живой. Как же? Что же? Я...
Он привстал, опрокинув табурет, как-то беспорядочно, суетливо двигая руками.
Шагнул торопливо, обхватил меня за плечи, словно иначе не мог
И заплакал - всхлипывая, как ребёнок, шмыгая носом, смешно топорщя подмокшие усы.
– Тарас, ты что, Тарас, - проговорил я растерянно.
– Ну ты что, в самом деле, успокойся, а? Всё в порядке, Тарас. Всё в порядке, слышишь?
– Балда ты, паря, стоеросовая, - гнусаво обругал меня механик, ощупывая сильными руками плечи, спину, грудь.
– Целый хоть? Какая же балда. Я ведь попрощался уже, не понимаешь? Попрощался. А ты тут мне... У тебя болит что? Данилка? Что болит-то, паря, а?
– Всё нормально, Тарас.
– Я и вижу. Ты садись-ка давай, садись. Или в лазарет, может? В лазарет?
– Хватит с меня лазаретов.
– Ты не молчи только, паря. Что случилось? Подранили тебя?
– Кулаки у полковника тяжёлые, - пояснил я, усмехнувшись чуть смущённо.
– Ерунда, Тарас. Завтра и не вспомню.
Механик свёл у переносья мохнатые брови.
– А расстрельщики что?
– Пуганули только.
– Данилка. Я ведь слышал залп.
– Залпом и пугали, - признался я неохотно, непроизвольно отводя глаза.
Тарас помолчал, ожесточённо дёргая ус.
Потом сказал:
– Сволочь. Какая же Мосин сволочь.
– Сволочь, - согласился я.
– Ещё что было?
– Отпустил. Медаль обещал дать. Вроде как я по приказу действовал.
– Сволочь.
– Точно.
– Данилка, - тихонько протянул Тарас после паузы.
– Ты... Ты держись, паря, ладно? Плюй на всех сволочей и держись. Ты ведь крепкий, помнишь? Ты сможешь то, что никто не сможет. А сейчас я тебе спиртика налью. Выпьешь спиртика?
Я пристроился поудобней на табурете и сказал:
– Давай.
7.
Наши дела на Варвуре были плохи - это становилось понятнее с каждым днём.
Это казалось нелогичным. Ведь за нашими плечами стояла вся военная мощь Федерации, огромной интерпланетной державы, несмотря на экономический спад всё ещё способной шутя заткнуть за пояс парочку объединений поскромнее; за плечами ирзаев - только контрабандные каналы поставок да, по-видимому, какой-то тайный финансовый источник. Со стороны сражение супергосударства с одним - далеко не самым значимым - из своих субъектов выглядело, пожалуй, похлеще, чем разборки слона и моськи; а вот при взгляде в упор напрашивалось другое сравнение: борьба организма с крошечным, но стойким вирусом, вредящим и пакостящим изнутри.