Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!
Шрифт:
— Так. Т-а-а-к, — протянул слово генерал Сыровы, — и что вы думаете по этому поводу? Какие нужно принять меры?
— Хорошо бы немедленно разоружить все русские части на Иннокентьевской и в Военном городке. Применить силу, если они окажут сопротивление. Нужно бы разоружить и 53-й полк или полностью выбить его как можно дальше от Глазково. Но придется мириться с озлоблением русских солдат, хотя лучше направить его в сторону правительства.
— Вы уже проинформировали Калашникова об этих прискорбных инцидентах?
— Да. Он сам и Политцентр уже обещали уладить все проблемы. Но лучше, если
— Насчет этого не беспокойтесь, все наши солдаты отойдут к станциям. Полковник Крейчий! Немедленно отдайте приказы!
— Есть, пан генерал, — полковник тут же встал со стула и пошел в аппаратную, закрыв за собой дверь. А генерал встал из-за стола и подошел к Зайчеку, пристально посмотрел в глаза вставшему контрразведчику.
— Что происходит на том берегу, полковник? Почему нет восстания в Знаменском предместье? Черт меня подери, если я хоть что-то понимаю в происходящем там!
— Солдаты на том берегу еще думают, на чью сторону стать. Хуже того — управляющий губернией Яковлев заявил о своей отставке и уже скрылся в пока неизвестном направлении…
— Он же эсер?! И после арестов руководства Политцентра губернатор остался для восставших единственной значимой фигурой в городе.
— Власть Политцентра Яковлеву не нужна, при нем он теряет все, — Зайчек ухмыльнулся, — а потому наш губернатор и сообразил, что лучше бежать из города. Он ведь опытный политик, а не политикан, как остальные! Как-никак в партии уже больше десяти лет, и не просто лозунги с трибуны кричал, а на каторге политической пять лет пробыл. Хорошая у русских пословица есть: рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Боюсь, пан генерал, наша рыбка залегла на глубину! Ведь Политцентр будет непонятной властью для большинства населения, что бы эсеры ни говорили. И вряд ли будут у власти более трех недель — как только подойдут большевики, они выпнут их под зад. Вот потому глупцы лезут в Политцентр, а умные бегут от него подальше…
— Вы должны понимать, полковник, в каком опасном положении находятся наши войска. Если правительство удержится в Иркутске, если подойдут войска Семенова, а они подойдут, ведь атаман не дурак и все понимает. А потому займет своими головорезами байкальские туннели. Вы представляете, что будет, если они взорвут хоть один туннель…
Генерал встал из-за стола и возбужденно прошелся по салону, затем вернулся обратно, присел на стул и забарабанил пальцами по зеленому сукну стола. Успокоившись, он заговорил снова:
— Войска Каппеля подходят к Красноярску. Вряд ли они станут капитулировать, скорее попытаются прорваться мимо города. А в Нижнеудинске сидит Колчак, а этот адмирал может выкинуть что угодно…
— Извините, пан генерал. Но слишком много если. Отряд Скипетрова, может быть, и силен, но только для Политцентра. Для нас он слаб и ничего сделать не сможет. Что касается туннелей — как только белые выйдут из них, они будут немедленно заняты нашими американскими союзниками. И при необходимости полковник Морроу применит силу. Так что здесь нам никто не угрожает. И ничто, пан генерал.
Зайчек посмотрел прямо в глаза командующего, как
— Русским надо не менее суток, чтобы подготовить восстание в Знаменском. Сейчас они собираются винтовки и пулеметы перевозить в предместье на лодках. И лишь потом начнут выступление. И вот еще — информация из правительства, вам будет небезынтересно, — Зайчек достал из кармана мундира листок бумаги и протянул его генералу.
Сыровы взял в руки листок и быстро пробежал его глазами. Содержимое несказанно удивило командующего чехословацким корпусом, и он сразу же спросил полковника:
— Так-так, — Сыровы возбужденно прошелся вдоль стола. — Вы уже потребовали объяснений у русских министров?
Последние два слова генерал произнес с нескрываемой иронией, и Зайчек сразу уловил презрительные нотки.
— На телефонной станции какая-то поломка, и потому связи с абонентами на том берегу пока нет. Так мне сказал русский дежурный офицер, — с кривой улыбкой сообщил Зайчек Но его интонации поведали генералу Сыровы совсем иное — «врут, сволочи, как сивые кобылы». Именно эта русская поговорка почудилась сейчас генералу.
— Ну что ж, отправим завтра на ту сторону пароход. И «Орлик» подведем поближе — потребуем объяснений у правительства.
Исчезновение губернатора Яковлева смешало все карты в колоде Сыровы. Он считал, что они уже достигли согласия на тайных переговорах о том, что именно он, фигура, имевшая и политический вес, и значимость в регионе, возглавит Политцентр, а не никому не известные выскочки типа Линденберга с Калашниковым, но Яковлев выкинул неожиданный фортель.
Поэтому Сыровы и продолжал это видимое заигрывание с правительством, не желая в открытую давить на них с целью обеспечения безопасности Яковлева.
«Похоже на авантюру со стороны этого каторжанина, ибо министры — трезвомыслящие люди и не могли его тайно взять в заложники, зная, что мы можем не потерпеть этого произвола. Или они решили действовать, не считаясь с нашим мнением? Ну что ж, мы покажем им, что они жестоко заблуждаются…»
— Так вот они какие, германские пленные, — с удивлением протянул Константин, еще раньше обратив внимание на трех мужичков, что под немецкую считалку выбрасывали умерших из теплушки. Сейчас эта троица с импровизированных носилок сгружала раненого, укладывая его на душистое сено подогнанных саней.
Немецкий педантизм есть черта постоянная, такая же константа, как и традиционное русское разгильдяйство. Наши мужички просто положили бы на сани больного, но немцы, получив приказ делать это бережно, поступили в полном соответствии — двое клали, а третий поддерживал раненого под спину своими лопатообразными ладонями. И не только сено под бока подтолкнули, а с немецкой аккуратностью накрыли какой-то дерюгой. И лишь потом выпрямились и с размеренной неспешностью отправились обратно.
— Хальт! Ком цу мир! — громкая команда ротмистра ударом хлыста остановила немцев. Они сразу выпрямились, чуть ли не строевым шагом подошли к Ермакову. Замерев под его строгим взором, стали во фронт, прижав ладони к потрепанным полам, и четко представились: