Психоаналитическая традиция и современность

Лейбин Валерий Моисеевич

Аналогичная картина имеет место и по отношению к той дискуссии, которая связана с размышлениями автора диссертации и официальных оппонентов о понимании сути нарратива и целесообразности использования понятия «внутренний объект». Мне показалось, что в содержательном отношении речь идет об одном и том же. Другое дело, что это «одно и то же» рассматривается с разных точек зрения. Диссертант апеллирует к психоаналитическому материалу, где представления о нарративе и внутреннем объекте воспринимаются и рассматриваются с точки зрения работы бессознательного, в то время как официальные оппоненты исходят из психологии сознания.

Лично у меня распространенная в современном психоанализе

теория объектных отношений вызывает ряд вопросов, связанных с нивелировкой субъекта мышления и деятельности до уровня объекта исследования и лечения. К сожалению, многие приверженцы теории объектных отношений в психоанализе настолько привыкли к использованию понятия «внутренний объект», что, не задумываясь о существе дела, не проводят различий между теоретическими конструкциями и тем, что в действительности может иметь место в психике человека.

Стоит отметить, что под воздействием критических соображений со стороны одного из официальных оппонентов по поводу использования А.В. Россохиным понятия «внутренний объект» последний был вынужден признать, что привычное для психоаналитиков данное понятие вызывает у него самого некоторые раздумья относительно того, не стоит ли вместо него использовать термин «внутренняя репрезентация».

Более существенным, на мой взгляд, является то, что в содержательном отношении в психоанализе приходится иметь дело с теми внутренними процессами, которые независимо от их терминологического обозначения являются чрезвычайно важными для психоаналитического видения механизмов работы бессознательного, но не попадают, как правило, в поле зрения многих психологов, акцентирующих свое внимание главным образом на проблематике сознания.

В частности, речь идет о различении в психике человека уровней символического, воображаемого и реального. Исследователю важно понять, на каком уровне психики сформированы те или иные представления человека, какую роль они играют в его мышлении и поведении, а также насколько они способствуют или, напротив, препятствуют его ощущению реальности и пребыванию в ней. Как подчеркивал Ж. Лакан, одна из целей психоанализа заключается в сопряжении воображаемого и символического при конструировании реального.

Меня радует то обстоятельство, что отечественные психологии с интересом обсуждают ту проблематику, которая является важной и существенной для психоанализа. Более того, сам факт защиты диссертации на соискание ученой степени доктора психологических наук, в которой предметом исследования является эмпирический материал психоаналитических сессий, свидетельствует о многом. Однако меня огорчает то, что по-прежнему психологи по возможности стараются избегать употребления термина «бессознательное».

Что касается содержательной стороны диссертационной работы А.В. Россохина, то за исключением некоторых повторов и текстовой несоразмерности отдельных разделов у меня не возникло каких-либо принципиально значимых замечаний. Данная работа является, на мой взгляд, оригинальным, самостоятельным исследованием, свидетельствующим о творческой подходе автора к осмыслению сложного комплекса научных проблем, решении им ряда важных задач, разработке нового метода изучения рефлексии в измененных состояниях сознания и проведении эмпирических испытаний, позволяющих получать конкретные результаты, способствующие дальнейшему развитию теории и практики в сфере психологии, в частности, в области психологии рефлексии измененных состояний сознания.

Хотелось бы обратить внимание лишь на одно обстоятельство, характерное для жанра диссертационных исследований в целом.

Сложилась такая практика, когда авторы диссертаций неизменно демонстрируют то, что вдвинутые им гипотезы оказываются

концептуально обоснованными и практически действенными. А ведь подлинно научное исследование может и даже должно в ряде случаев приводить к обратному результату.

Думаю, что ценность любого диссертационного исследования заключается не только и даже не столько в том, насколько убедительно обоснованы и подтверждены выдвинутые в нем гипотезы, научные положения, выводы, рекомендации. Не менее ценным является и порождение той рефлексии, которая по мере освоения текста читателем вызывает у него потребность в постановке вопросов, способных стать стимулом для дальнейших исследований, в данном случае в сфере психологии рефлексии измененных состояний сознания.

Во всяком случае мое вопрошание (прежде всего к самому себе) сводится к следующему:

1. Имеет ли смысл акцентировать внимание исключительно на измененных состояниях сознания, в то время как в реальности чаще приходится иметь дело с изменяющимися состояниями психики человека? В первом случае предполагается некая статика, во втором – та динамика, которая как раз и была объектом эмпирического исследования в диссертации.

2. Если измененные состояния сознания рассматриваются, как правило, с точки зрения патологии или некоего результата, достигаемого с помощью определенных психических техник, то, быть может, есть смысл подумать над тем, а не является ли принимаемое за некий идеал «чистое», «нормальное» сознание одной из разновидностей патологии?

3. Почему в рамках академической психологии (отечественной и зарубежной) чаще всего предпочитают говорить об измененных состояниях сознания, неосознаваемой психической деятельности и значительно реже о бессознательных психических процессах и тем паче о бессознательных пластах сознания? Связано ли это с терминологическими трудностями или интенциональностью сознания, предопределяющей исследовательский интерес ученого на объективное изучение субъективной реальности исключительно с позиций самого сознания? Обусловлено ли это нарциссическим ядром сознания ученого или латентным сопротивлением против признания того, что само сознание является, как это не парадоксально, в немалой степени бессознательным?

4. Является ли различение понятий «Я» и «Эго» (в диссертации используются такие понятия как «наблюдающее Я», «рефлексивное Я», «Ego (Я)», «Эго») терминологическим нюансом, связанным с трудностями адекватного перевода на русский язык зарубежных текстов, или за этим стоят содержательные, имеющий глубокий смысл составляющие, осмысление которых предполагает знакомство с психоаналитическими идеями и концепциями?

5. Почему многие отечественные и зарубежные психологи в лучшем случае с настороженностью, а в худшем случае с предвзятой критичностью относятся к психоанализу (констатируя данный факт, автор диссертационного исследования пишет о том, что «в настоящий момент принято считать, что психоанализ не является наукой, так как не соответствует критериям научности»)? Не свидетельствуют ли нашедшие отражение в диссертационном исследовании результаты эмпирических исследований А. В. Россохина о том, что психоанализ является не только и не столько психотерапией, сколько наукой, основанной на рефлексии и включающей функции научного объяснения и понимания? Если психология является, по крайней мере, для многих психологов, наукой, то почему, вопреки утверждению З. Фрейда о том, что психоанализ – это часть психологии как науки, те же самые психологи не признают за последним его научный статус? Может быть, потому, что соответствующую часть психологии он называл психологией бессознательного?