Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность
Шрифт:
Очевидно, что, даже если смотреть на человеческое тело как на сложную, совершенную и прекрасно отлаженную машину, мы все же не сможем и на минуту заставить ее работать, если все ее функции и механизмы не будут самым тщательным образом контролироваться из какого-то центра. Еще сложнее вообразить себе самоэволюцию подобной машины. Мыслимое ли дело, чтобы машина, пусть даже простая прялка, автоматически сама себя совершенствовала? Видимо, все же «бог из машины» существовал еще до того, как стала существовать сама машина.
Вот так обстоят дела с человеческим телом. Некий центральный «бог из машины» должен постоянно присутствовать в каждом живом организме. Даже у маленького жучка должна быть своя крошечная душа, заставляющая его ползти вперед. Ну а душа homo sapiens, человека
Видимо, подобным же образом и наши с вами тела-машины оседланы каждое своим собственным божком-наездником. Вот его-то нам и придется назвать нашей индивидуальной душой и с тем оставить пребывать там, где он пребывает. Далеко ли уедет велосипед, если будет пытаться «дать определение» сидящей на нем юной леди? И все же будьте уверены, что он не станет отрицать тот факт, что эта юная леди уверенно сидит в его седле. Даже Солнце не стало бы описывать круги по небу, не будь и у него своего седока. Но поскольку Солнце — далеко не единственное светило на звездном небосклоне, мы не будем от него требовать, чтобы оно «дало определение» своему седоку исключительно с позиций нашей солнечной системы. И, тем не менее, какой-то седок должен быть — седок нашей многоколесной Вселенной.
Но оставим в покое Вселенную. Эта игрушка чересчур велика для меня. Давайте лучше поговорим обо мне. В самом начале моей жизни, раньше всего другого, возникло мое «я». Возникло (или было уже до того) таинственное маленькое целое, божок, построивший машину и затем отправившийся на ней в долгое путешествие лет этак на семьдесят. Но давайте пока поговорим о самой машине, а не о «боге из машины». Представьте себе на минуту, что вы — велосипед, а не наделенный разумом велосипедист. Так вот, согласитесь — единственное, что вы можете сделать, давая определение «велосипедисту» нашего тела, так это попытаться дать ему такое определение с позиций нашего же собственного тела. Иначе говоря, «велосипед» сказал бы примерно следующее:
— Вот тут, на моем кожаном седле, помещается какая-то странная одушевленная сила, которую я называю Силой Гравитации, и эта величайшая сила управляет всей моей Вселенной… Впрочем, нет, если хорошенько подумать, то я бы скорее сказал, что эта величайшая сила не всегда находится в моем седле. Иногда ее просто нет — и тогда я стою, прислонившись к стене, беспомощный и неподвижный. Некоторые даже видели, как я лежу вверх тормашками, а вернее, колесами, оставленный в таком положении моей таинственной юной леди. Это наводит меня на мысль о теории относительности. Однако на протяжении большей части того времени, когда я жив и бодрствую, она, или, может быть, «оно», — эта таинственная сила или это таинственное явление — не покидает моего седла. И все то время, когда «оно» в седле, две подчиненные ему силы крутят мои педали то туда, то сюда с непостижимой и неизмеримой силой. Эта таинственная сила уверенной и твердой рукой направляет мой руль, направляет его совершенно непостижимым для меня образом, управляя всем моим движением. Это не грубо толкающая, а искусно направляющая сила, под чьим воздействием мое сияющее стальное тело легко и стремительно мчится по шоссе. Но иногда раздается внезапный щелчок, и мои мчащиеся колеса вдруг резко останавливаются. Ах, до чего же это болезненно и неприятно! Я себе весело мчусь вперед, полностью вверяя себя стремительному elan vital [48] , как вдруг страшная судорога схватывает мое заднее колесо, или переднее колесо, или оба колеса сразу. Наступает ужасающее в своей непостижимости внезапное прекращение движения. Возникает впечатление, будто душа моя вырывается вперед, опережая тело, а сам я чувствую себя резко отброшенным назад. Все фибры моего тела издают болезненный стон. Но затем напряжение понемногу спадает…
48
Elan vital (фр.) — жизненный порыв; см. также примечание 12.
Вот таким образом, безостановочно и увлеченно, «велосипед» готов разглагольствовать о себе хоть целую вечность. А в итоге его болтовни следует чуть ли не философский вывод:
— Ах, если бы эта великая божественная сила никогда не покидала моего седла! Если бы рука этой таинственной воли, направляющая мой путь, вечно покоилась на моем руле! Тогда мои педали могли бы вращаться сами собой, и мое движение никогда бы не прекращалось, и никакие внезапные остановки не могли бы прервать моего вечного и бесконечного движения. Тогда — подумать только! — я стал бы бессмертен. Вечно мчался бы я по Вселенной, мчался в безграничную бесконечность, сливаясь с вечным движением великих звезд, великих небесных светил!..
Бедный старый «велосипед». Одна только мысль об этой несчастной машине заставляет меня подумывать об основании филантропического общества для предотвращения грубого обращения с велосипедами.
Итак, мы видим, что наше бренное тело можно уподобить велосипеду, а наше индивидуальное, непостижимое «я» — его седоку. Понимая, что Вселенная — тоже, по сути, несущийся на полной скорости велосипед, мы подумываем и о том, что у нее, должно быть, тоже есть свой седок. Хотя в то же время мы понимаем, что гадать, кто он такой, тщетно и бесполезно. Когда я вижу, как таракан уносит от меня ноги и прячется в щель, я оторопело стою и думаю: «Чудной у тебя, должно быть, седок! Ты вообще не имеешь права на седока, слышишь ты?..» А когда в июньском лесу я слышу монотонное и унылое «ку-ку», я думаю: «Кому понадобилось создавать такие часы?» Когда я вижу популярного политика на трибуне, бойко тарабанящего свою речь под одобрительные возгласы толпы, я думаю: «А ведь и у него есть свой седок. Господи, таким ли Ты представлял Себе венец Твоего творения?» Вот почему — уж увольте меня — я не стану в очередной раз пускаться во все эти бесполезные догадки о творце Вселенной.
Начнем уж лучше с себя: ведь мудрость, как и милосердие, начинается с нашего дома. В седле у каждого из нас есть свой седок — наша собственная душа. Но вся беда в том, что у большинства из нас этот седок не умеет толком ни рулить, ни крутить педали, так что человечество в целом подобно огромной команде безумных велосипедистов, и, чтобы никто из нас не упал, мы видим лишь один выход: рулить, прижимаясь плечом к плечу, держаться сплошной, плотной массой, где каждый поддерживает каждого и все поддерживают всех. О небо, какой кошмар!
Что до меня, то я прихожу в настоящий ужас от перспективы ездить толпой. Вот почему, усердно крутя педалями, я, как говорится, уношу от них ноги.
Ну что ж, мое тело — велосипед, а мое «я» — седло, в котором помещается мой седок. Грудная клетка — переднее колесо, солнечное сплетение — заднее. Тормозами мне служат волевые ганглии. Моя голова — это руль. Динамика правой и левой сторон моего тела, каким-то образом связанная с работой симпатического и волевого отделов, — это, соответственно, правая и левая педаль.
Представляя себя таким образом, я начинаю более или менее понимать, как именно мой седок приводит меня в движение и при помощи каких центров он контролирует это движение. То есть начинаю понимать, где располагаются точки жизнетворного контакта между моим седоком и моей машиной — моим видимым и моим невидимым «я». Я не пытаюсь угадывать, кто он, мой постоянный седок. Угадать это невозможно. С таким же успехом велосипед, отчаянно мотая рулем и звоня в свой звонок, мог бы пытаться угадать, кто она, его юная леди.