Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность
Шрифт:
Однако возвратимся к нашему младенцу. Определившись с четырьмя первоначальными движениями, мы можем проследить и за дальнейшим его развитием. У младенца солнечное и грудное сплетения с соответствующими ганглиями уже пробуждены и деятельны. На основе этих центров развиваются и основные функции тела.
Как мы видели, солнечное сплетение и поясничный ганглий контролируют большую динамическую систему, функционирование печени и почек. Любой излишек симпатического динамизма приводит к усилению работы печени, к нервному возбуждению и запорам. А срыв симпатического динамизма вызывает анемию. Резкое стимулирование волевого центра может привести к поносу. И так далее. Но все это целиком зависит от интенсивности поляризованного потока между индивидом и тем, с кем он связан, то есть между ребенком и матерью, ребенком и отцом, ребенком и его сестрами или братьями, ребенком и его учителем или же ребенком и окружающей природой. А это не поддается никаким общим законам, если только не предоставить человека полностью самому себе. Тем не менее общий контроль над основными органами нижнего тела осуществляют два нижних центра, и эти органы работают или хорошо, или плохо в зависимости от того, насколько проявляет себя истинная динамическая психическая деятельность двух изначальных центров сознания. Под истинной динамической психической деятельностью мы подразумеваем деятельность, соответствующую самому индивиду, особенностям и наклонностям его души. А динамическая психическая деятельность как таковая означает динамическую полярность между самим индивидом и другими жизненно значимыми для него индивидами, то есть между ним и его ближайшим окружением — человеческим, физическим и географическим.
На верхнем уровне грудное сплетение и спинной ганглий контролируют легкие и сердце. Любая неумеренность симпатической деятельности верхних центров постепенно сжигает легкие кислородом, ослабляет их стрессами и вызывает чахотку. Так что воспитывать ребенка чересчур любящим — это просто-таки преступление. Никогда не вынуждайте ребенка слишком много любить. Это приводит к болезням и в конце концов к преждевременной смерти.
Однако кроме основных физиологических функций (а изучением взаимосвязи между функционированием основных органов и динамической психической деятельностью четырех центров первичного сознания предоставим заниматься врачам), существует также деятельность полупсихическая и полуфункциональная.
Четыре из пяти наших органов чувств сосредоточены в районе головы. Пятое — осязание — распределено по всему телу. Однако все они коренятся в четырех больших первичных центрах сознания. Из скопления наших нервных узлов, из магнитных полей наших нервных полюсов нервы разбегаются по всем направлениям, оканчиваясь на поверхности тела. Внутри же организма они образуют сложнейшую систему разветвлений и связей.
Организм наш функционирует на разных уровнях, и разные уровни контролируются разными центрами. Острота осязания уменьшается на спине, где ему оказывают сопротивление волевые центры. Но в передней части тела грудь является первой из двух сплошных поверхностей симпатического осязания, а живот — второй. Однако стимулы прикосновения у каждой из этих двух поверхностей осязания существенно отличаются друг от друга, обладая различным психическим качеством и психическим результатом. Прикосновение к груди вызывает мелкую дрожь любопытства, прикосновение к животу — активный всплеск предвкушающей радости. Соответственно руки — инструменты нежного, прекрасного любопытства и в то же время сознательного мучительства. Через локти и запястья протекает динамический психический поток, так что нарушения в течении этого потока при общении двух индивидов вызывают в локтях и запястьях неприятные ощущения. На нижнем уровне ног — инструменты удовлетворения и отвержения. Бедра, колени, ступни так и дышат любовным желанием, в темной, великолепной истоме они слепо тянутся к любовному прикосновению. Но они же могут быть и главными центрами сопротивления, отвержения, отбрасывания. Внезапная вспышка неодолимого, томного симпатического желания во всем теле заставляет почувствовать слабость в коленях. А ненависть железом схватывает колени, превращает ступни в когтистые лапы. Таким образом, имеется четыре осязательных поля: два симпатических в передней части тела, от шеи до ступней, и два отталкивающих — в задней, от шеи до пят.
Однако есть еще две области осязания — лицо и ягодицы, которые трудно охарактеризовать каким-то одним типом осязательной реакции.
Лицо — это, конечно, главное окно для нашего «я»: через него мы видим весь мир, а весь мир видит нас. Впрочем, нижнее тело тоже имеет свое окно, а точнее, свои ворота. И все же основная часть нашего общения с внешним миром совершается через лицо.
Каждое отдельное «подокошко» на лице и каждая отдельная калитка на нем имеет прямую связь с каждым из четырех больших центров первичного сознания. Возьмем, например, рот, которому мы обязаны своими вкусовыми ощущениями. Рот — это прежде всего вход для двух основных чувствительных центров. Мы имеем в виду врата живота и врата чресл. Ртом мы едим и пьем. Ртом мы чувствуем вкус, губами целуем. А ведь поцелуй — это первая и, пожалуй, основная по значению чувственная связь.
Кроме того, во рту у нас имеются зубы, являющиеся инструментом нашей чувственной воли. Рост зубов всецело контролируется двумя большими центрами чувств ниже диафрагмы; их жизнь и состояние на протяжении отпущенных нам лет почти полностью зависят от поясничного ганглия. На то время когда у младенца режутся зубы, симпатический центр блокируется. Для младенца это время боли, поноса, страданий.
У нас, современных людей, с зубами сплошные проблемы. Все дело в том, что наши рты слишком малы. Веками мы подавляли в себе жадную, темную чувственную волю. Мы стремились превратить себя в каких-то идеальных существ, чье сознание сплошь духовно, в существ, динамически активных лишь на одном, верхнем, душевном уровне. В результате рот у нас сжался, а зубы стали хрупкими и безжизненными. Куда делись наши острые, живые волчьи зубы, способные нас защищать и разрывать на клочки пищу? Было бы у нас зубов побольше, мы были бы посчастливей. Где же наши белые негроидные зубы? Куда они подевались? Им попросту не хватило бы места в нашем маленьком сжатом рту. Мы насквозь пропитаны симпатическим, духовным, идеальным. За это мы поплатились своей горячей, чувственной силой. И вставными зубами во рту. Таким же точно образом, под давлением верхней воли и «идеальных» импульсов, губы — этот канал наших чувственных желаний — стали тонкими и невыразительными. Так сломаем же наш сознательный, слишком «умственный» идеал любви, и от этого мы станем только сильнее, у нас снова прорежутся зубы, да и прорезывание первых зубов нашей младенческой воли перестанет быть для нас тем адом, каким оно нынче является.
Время, когда у младенца режутся зубы, — это именно тот период, когда волевой центр нижнего уровня впервые приходит в состояние полной активности и одерживает временную победу.
Итак, рот — это главный чувственный вход для нижнего тела. Однако нельзя забывать, что это одновременно и дыхательное отверстие, и отверстие, через которое мы пользуемся невидимым, но действенным инструментом слова, и порог, на котором наш поцелуй встречается с другим поцелуем, нежным, любящим или страстным. Таким образом, этот главный чувственный вход для нижнего тела имеет также и прямое отношение к верхнему телу.
Вкус, вкусовые ощущения — это инструмент прямого общения между нами и объектами из внешнего мира. Вкусовые ощущения содержат в себе элемент осязания и в этом смысле относятся к грудному сплетению. Но вкус, чистый вкус, всецело относится к солнечному сплетению.
Теперь обоняние. Ноздри — это врата небес для легких, через которые в нас поступает вся полнота небесной атмосферы. Когда нам недостает воздуха, мы хватаем его даже ртом. Но тонкие носовые отверстия всегда открыты для воздуха, ощутимо связывающего нас с неощутимым, бесконечным космосом. И потому свою первую, основную функцию нос обретает в грудном сплетении, и это функция вдоха. А функция нежного, неспешного и гордого выдоха, функция отторжения, обретается в спинном ганглии. Но у ноздрей есть и другая функция — функция обоняния. Тонкие нервные окончания, обеспечивающие обоняние, исходят прямо из нижних центров — из солнечного сплетения и поясничного ганглия. И даже глубже. Когда запах приятен, происходит утонченный чувственный вдох. Когда же запах неприятен, происходит чувственное отторжение. И подобно тому как полнота губ и форма рта зависят от степени развитости нижних или верхних центров, чувственного или духовного, так и форма носа зависит от действенности контроля глубочайших центров сознания. Совершенный нос — это, видимо, результат гармонии между четырьмя типами нервной реакции. Но кто, скажите мне, видел совершенный нос и знает, что это вообще такое? Мы лишь знаем, что маленький, курносый нос обычно свойствен сугубо симпатическим натурам, натурам не слишком гордым, зато длинный нос как-то связан с верхним волевым центром, спинным ганглием, нашим главным центром любопытства и благожелательного или объективного контроля. Короткий, толстый нос — сенсуально-симпатический, а высокий, крючковатый нос — сенсуально-волевой, как если бы в его форме застыл изгиб отвращения, какое мы испытываем, когда отворачиваемся от дурного запаха, изгиб гордого высокомерия и субъективной власти. Нос — одна из важнейших примет характера. Иначе говоря, его форма почти во всех случаях отображает доминирующий тип динамического сознания данного индивида и точно указывает на доминирующий первичный центр, которым в основном и определяется его жизнь. Дикари заменяют поцелуй трением носами, и это — гораздо более острое, глубоко чувствуемое и чувственное ощущение, нежели наше соприкосновение губами.
Глаза — третьи большие двери души. Именно через них душа выглядывает из тела, входит в него и выходит оттуда, подобно птице, которая то вылетает из гнезда, то вновь в него возвращается. Но корни «сознательного» зрения почти полностью пребывают в груди. Когда сквозь широко распахнутые окна глаз я радостно взираю на мир вне меня, то одновременно мир получает возможность взирать на мое внутреннее «я», живое и искрящееся. Чудо зрения, чудо смотрящих глаз дает моей душе эту удивительную возможность переселяться в любимое существо, в окружающий меня мир, и она, моя душа, устремляется к ним прямо из центра груди — устремляется через глаза. А любимое существо устремляется мне навстречу, глубоко заглядывая через глаза в мягкую тьму моего существа, наполненную до краев непостижимым моим присутствием. Но если я недоволен, мое «я» твердо и холодно восстает из глубин моих глаз, отвергая любое общение, любую симпатию; оно лишь пристально и недоверчиво всматривается в окружающий мир. Это импульс холодной объективности, исходящий из спинного ганглия. Повинуясь импульсу из того же самого волевого центра, мои глаза могут смотреть с холодным, но внимательным любопытством, как кошка на птицу. В мое любопытство вкрапливается по временам элемент теплого восхищения чудом, которое я вижу вне моего существа. А иногда мое любопытство полностью лишено тепла, превращаясь в объективный, чисто рассудочный интерес. Это бездушное любопытство верхней воли, исходящее из плечевого ганглия, острое, всевидящее, препарирующее любопытство ученого, проводящего эксперимент.
В то же время и у глаз есть свой чувственный корень. Однако его трудно описать словами нашего убогого, скудного языка, ибо все наше зрение, наше современное, северное зрение, ограничивается верхним уровнем зрения в узком смысле этого слова.
Существует такой вид обладания, как обладание с помощью одних только чувств. Таков темный, жаждущий взгляд дикаря, воспринимающий в мире лишь то, что имеет непосредственное отношение к нему самому и что возбуждает какое-либо определенное, темное желание в недрах его нижнего «я». Когда он видит такой объект, глаза его становятся бездонно-черными. А иногда его глаза сверкают огнем, и остающаяся в них темнота лишена глубины. Это быстрый, внимательный взгляд, наблюдающий и обладающий, но никогда по-настоящему не поддающийся обаянию внешнего объекта: так кошка наблюдает за потенциальной жертвой. Быстрый и темный взгляд, который знает, что предмет созерцания чужд, опасен и должен быть побежден. Это не тот широко открытый взгляд, который хочет знать и познавать, а мощный, гордый и осторожный взгляд, оценивающий степень опасности, исходящей от осматриваемого объекта, и в то же время степень его желательности. Дикарь весь в себе. Он едва замечает все остальное, считая его чем-то лишним, ненужным и странным, чем-то несуществующим. То, что мы называем зрением, у него попросту отсутствует.
Посмотрите, как смотрит конь и как смотрит корова. Коровий взгляд мягкий, бархатистый и впитывающий. Она стоит и глядит на нас со странно фиксированным вниманием. Она вся открыта навстречу чуду. Корень ее зрения — в желании ее груди. То же слышится и в ее мычании. Массивная тяжесть страсти таится и в груди быка — страсти, рвущейся наружу из глубин души через мычание и глаза. Сила быка — в груди. Оружие — на голове. Чудо — всегда вне коровы или быка.
А вот взгляд коня ярок и быстр. Взгляд осторожного любопытства, исполненный страха, одновременно агрессивный и перепуганный. Корень его зрения — в его животе, в солнечном сплетении. И оружие его не внешнее, как рога у быка, а скорее чувственное, телесное — копыта и зубы.