Психоанализ: учебное пособие
Шрифт:
В статье «Моисей Микеланджело» (1914), которая первоначально была опубликована анонимно, поскольку Фрейд не считал ее психоаналитической, содержалось одно высказывание психоаналитического порядка. Речь шла о «Гамлете» Шекспира, к интерпретации которого Фрейд обращался в период возникновения психоанализа, что нашло свое отражение в одном из писем Флиссу и в работе «Толкование сновидений». В контексте статьи «Моисей Микеланджело» он лишь отметил, что следит за публикациями по психоанализу и присоединяется к точке зрения, согласно которой лишь психоанализу с его комплексом Эдипа удалось в полной мере раскрыть тайну воздействия этой трагедии на зрителя.
Мотивы эдипова комплекса отчетливо звучали в фрейдовской интерпретации художественных произведений Шекспира и Ибсена, к которой основатель психоанализа прибегнул при рассмотрении типов характера человека. Это было осуществлено им в работе «Некоторые типы характеров из психоаналитической практики» (1916).
Так, под
Аналогичная интерпретация дана Фрейдом и сюжету ибсеновской драмы «Росмерсхольм», где поступки главной героини Ребекки также рассмотрены через призму эдипова комплекса. Пастор Иоганнес Росмер и его бездетная жена Беата, проживающие в родовом замке Росмерсхольм, взяли к себе на службу молодую девушку Ребекку Гамбик. Она, влюбившись в Росмера, подсовывает его жене книгу, в которой доказывается, что цель брака заключается в рождении детей, и рассказывает о своей вымышленной связи с Росмером. Беата кончает жизнь самоубийством, бросившись в воду с мельничной плотины. Росмер по истечении определенного срока просит Ребекку стать его женой, но последняя, испытывая одновременно торжество и раскаяние, дважды отказывается от этого предложения. Как же, спрашивал Фрейд, могло случиться, что женщина, безжалостно проложившая себе путь к осуществлению тайных помыслов и достигшая в конечном итоге успеха, отказывается от того, к чему так стремилась? Странное поведение Ребекки как раз и объяснялось Фрейдом тем, что у нее еще до проступка существовало чувство вины, возникшее на почве инцестуозной связи с доктором Вестом, который взял девочку на воспитание после смерти ее матери, не признаваясь в то же время в своем отцовстве. В интерпретации основателя психоанализа источником чувства вины Ребекки был самоупрек в инцесте, в том, что она стала любовницей своего собственного отца.
Через призму эдипова комплекса Фрейд рассматривал также жизнь и творчество Достоевского. Этому вопросу была посвящена его работа «Достоевский и отцеубийство» (1928), в которой он не ограничился признанием литературных заслуг Достоевского, а подошел к рассмотрению его неординарной личности с разных сторон, попытавшись взглянуть на него как на писателя, невротика, мыслителя и грешника.
Фрейд не был первым, кто отважился на патографическое исследование жизни и творчества русского писателя. Сколько было разнообразных попыток представить Достоевского не только в качестве талантливого писателя и неординарного мыслителя, но и в образе великого грешника, воплотившего в героях своих романов разнообразные пороки, свойственные, по мнению некоторых литературных критиков, ему самому. Достоевского представляли также как одаренного воображением невротика, привнесшего в художественную литературу собственное мироощущение, основанное на вспышках эпилептических припадков, имевших место в жизни русского писателя! Так, например, до Фрейда русский исследователь В. Чиж опубликовал работу «Достоевский как психопатолог» (1885). В ней высказывалось суждение о том, что в своих романах великий писатель изобразил такое количество душевнобольных, которое оказалось не под силу какому-либо другому художнику в мире, и что собрание сочинений Достоевского – это почти полная психопатология.
Фрейду не принадлежал приоритет и в использовании психоаналитического подхода к исследованию жизни и творчества Достоевского. Некоторые исследователи применили ранее выдвинутые им психоаналитические идеи для изучения художественной литературы, в том числе и для осмысления литературного наследия этого писателя. В частности, один из его последователей И. Нейфельд осуществил психоанализ Достоевского. Он утверждал, что описанные Фрейдом механизмы функционирования
Работа Нейфельда вышла под редакцией Фрейда. Судя по всему, основатель психоанализа остался доволен как психоаналитическим видением творчества русского писателя, так и конечными выводами, вытекающими из данного исследования. В противном случае он вряд ли стал бы ссылаться на работу Нейфельда, назвав ее превосходным очерком. Именно такую характеристику он дал в своей публикации «Достоевский и отцеубийство», подчеркнув в конце психоаналитического рассмотрения жизнедеятельности и творчества русского писателя то обстоятельство, что большинство изложенных им взглядов содержится в ранее написанной и опубликованной книге Нейфельда. Так что еще при жизни Фрейд не был одинок в попытке психоаналитического толкования Достоевского.
Основатель психоанализа подметил то обстоятельство, что среди части исследователей жизни и творчества Достоевского наблюдается соблазн причислить русского писателя к преступникам на основе насыщенности его романов убийцами, насильниками и иными персонажами, подчас вызывающими у читателей отвращение, негодование, протест. По его мнению, преступнику свойственны черты безграничного себялюбия и сильной деструктивной наклонности, в то время как у Достоевского обнаруживалась поразительная способность любить других людей, быть сострадательным и добрым. Вместе с тем, основываясь на высказываниях Н. Стасова, С. Цвейга и Р. Фюлоп-Миллера о Достоевском, можно заключить, что личность русского писателя характеризовалась некоторыми деструктивными и садистскими чертами, связанными с его неврозом. Но деструктивные наклонности Достоевского были обращены главным образом внутрь, на самого себя, что и нашло отражение в его литературном творчестве.
Основной сюжет романа Достоевского «Братья Карамазовы» и вытекающие из него драматические развязки покоились на одном мотиве, рассматриваемом Фрейдом в качестве наиболее существенного, способствующего лучшему пониманию литературного произведения. Речь шла о мотивационной деятельности человека, связанной с отцеубийством. В этой связи основатель психоанализа не усматривал простую случайность в разработке одной и той же темы отцеубийства в трех шедеврах мировой литературы («Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира и «Братья Карамазовы» Достоевского).
В греческой драме отцеубийство совершается самим героем, хотя оно и не является преднамеренным с его стороны. В английской драме деяние совершается не главным героем, а другим лицом, для которого данное деяние не является собственно отцеубийством. Как и в «Гамлете», в «Братьях Карамазовых» преступление также совершается другим лицом, однако человеком, связанным с убитым такими же родственными отношениями, как и подозреваемый в убийстве. Подчеркивая эти различия и особенно останавливаясь на рассмотрении романа Достоевского, Фрейд считал, что, в принципе, безразлично, кто на самом деле совершил преступное деяние. С точки зрения психоанализа существенное значение имеет то, кто носил в своем сердце желание убить отца. В этом отношении, полагал Фрейд, можно считать виновными всех братьев Карамазовых. Давая подобную интерпретацию, основатель психоанализа расценивал в качестве примечательного факта то обстоятельство, что Достоевский наделил реального убийцу своей собственной болезнью, мнимой эпилепсией, как бы желая признаться в том, что эпилептик, невротик в нем самом и есть отцеубийца.
Если интерпретировать роман Достоевского с психоаналитических позиций, с точки зрения того, что каждый ребенок испытывает двойственное чувство по отношению к своему отцу, то есть одновременно любит и ненавидит его, восхищается им и желает его смерти, то это действительно приводит к мысли, согласно которой все братья Карамазовы повинны в отцеубийстве. Но вытекает ли сделанное Фрейдом подобное заключение из самого романа?
Обратимся к роману Достоевского «Братья Карамазовы». Павел Смердяков не думал совершать преступление. Он надеялся на то, что это сделает неистовый в злобе Дмитрий Карамазов. Когда же последний, испытывая личное омерзение к своему сопернику в любви и мучителю в жизни, в последнюю минуту встречи с отцом убежал от греха подальше, Смердяков расчетливо и хладнокровно совершил убийство. Он вроде бы и не хотел, но убил. Дмитрий Карамазов, который ненавидел своего отца и боялся, что не удержится от его убийства, тем не менее внутренне не мог переступить черту. Он хотел, жаждал убить отца, но не смог этого сделать. И после решения суда, признавшего его виновным, в иступлении закричал, что в крови отца своего не повинен. Не любящий своего отца, но не помышляющий об убийстве Иван Карамазов после совершения Смердяковым преступления мучился сомнениями, спрашивая себя о том, хотел ли он убийства или нет. Сам он не хотел, да, видимо, и не мог стать отцеубийцей, но мог хотеть, чтобы кто-то другой убил отца.