Психодел
Шрифт:
Теперь уже спортсмен выдал ухмылку.
– Ты опять не понял. Я могу тебя сейчас ударить – а через три дня ты умрешь.
– А я могу тебе таблеточку в чай подмешать, и ты три дня будешь от страха плакать.
– Замучаешься подмешивать мне таблеточку.
– А ты замучаешься меня бить.
Каратэка вздохнул.
– Мы хорошо понимаем друг друга.
– Согласен, – сказал Кактус. – А вот скажи мне, мастер, неужели и вправду есть такой удар? Знаменитый «дин-мок»? «Отложенная смерть»?
– Есть, – ответил каратэка. – И удары есть, и приемы есть... Японские техники, китайские, вьетнамские... Много всякого разного
– Здесь ты прав. Целая наука.
– Да. Большая и сложная. Только это не наука. Это называется «боевое искусство».
Кирилл кивнул.
– Знаю. Но почему – искусство? Искусство очищает душу. Музыка, книги, картины – вот искусство. А мордобой – разве очищает? Лечит?
– Еще как, – сказал спортсмен. – Хочешь, я твою душу за шесть секунд вылечу, прямо здесь?
Кактус покачал головой.
– Мою – не вылечишь. И не такие лечили. Много лекарей приходило по мою душу, друг. Всех я обратно отправил. А кое-кого отправил очень далеко. Так далеко, что дальше некуда.
– Звучит серьезно.
– Вот и Боря наш... – Кактус вспомнил и скривился. – Тоже вылечить меня пытался. Было дело. Сидел напротив, как ты сейчас сидишь, и лечил. Счастливый, красивый, пьяный, полные карманы денег... Втирал мне, что я отстал от жизни...
Спортсмен удивился.
– Так и говорил? «Отстал от жизни»?
– Да.
– Он культурный парень. Хорошо воспитан. Даже если он так тебе сказал – это было не со зла. Просто ляпнул, не подумав, бывает... Извини его и забудь.
– Ты за него извиняешься? – весело уточнил Кактус.
– Да.
– Зачем?
– Он мой друг. Кстати, когда это было? Когда он сказал тебе, что ты отстал от жизни?
«Чувствует свою силу, – с досадой подумал Кактус. – Вопросы кидает, словно мы на разборке бандитской: небрежно, уверенно. А ответы – еще увереннее. Послать его, может быть, на хер, с его вопросами?»
– Неважно, – ответил он. – Давно.
– И ты, значит, затаил обиду.
– Затаил? Нет, это не так называется.
– А как это называется?
Кактус подался вперед:
– Как называется? Я тебе скажу. Есть басня такая, «Волк и ягненок». Крылов написал. Там всё названо своими именами. «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать; сказал – и в темный лес ягненка поволок». Помнишь?
– Не помню.
– Зря.
Кактус сменил позу.
– Знаешь, мастер... В твоем возрасте я тоже книжек не читал. А потом в тюрьму закрыли меня – там наверстал упущенное. Теперь знаю, что все наши дела давным-давно названы своими именами. Мы с тобой еще не родились – а вся наша жизнь уже в книжках записана. Все ситуации. Все наши проблемы, все страсти...
– И что дальше?
– Наш друг Боря – такой ягненок и есть.
Спортсмен улыбнулся.
– А ты, значит, волк?
– Если тебе хочется, можешь считать меня волком.
– И выть умеешь?
– Умею, – кивнул Кактус. – А как же? Бывают моменты – во всю глотку вою... – И нажал голосом. – Научили, понял, нет? Много чего умею. Хочешь – спроси у Милочки, нежной девочки... (спортсмен сузил глаза) она тебе расскажет. Это ведь она тебя прислала?
– Может быть.
– Зря прислала. Лучше бы сама пришла. Еще раз.
– Врешь, – негромко сказал каратэка. – Не могла она... С таким, как ты...
Кактус хотел усмехнуться, спортсмен был изумлен, то есть – деморализован, сейчас бы усилить нажим, рассказать подробности, но зачем? Вдруг полезет, кулаками начнет махать? В конце концов, может статься, что он и сам неровно дышит к нежной девочке Люде Богдановой.
– Ты плохо ее знаешь, Олег, – мягко произнес он. – А вообще – это не твое дело. Ты тут лишний, понял, нет? Это дело ее и мое, и больше ничье. Боря, кстати, тоже лишний в этом раскладе. Он по жизни – лишний, Боря наш... Он – никто, он случайно забрел во взрослую компанию. Среди взрослых затесался, сам с понтом взрослый, а на самом деле – никакой. Не большой и не маленький. Ты вот за него впрягаешься, а зачем? Типа вы друзья, поэтому, что ли? Как он может быть тебе другом, если ты из тверской деревни приехал (спортсмен опять сузил глаза) и еле-еле снимаешь хату в Братеево, а у него – в центре Москвы дворец? Ценою в три лимона зелени? Не бывает такой дружбы, понял, мастер? Какая такая дружба, если ты, известный человек, знаменитый боец, своим трудом хлеб добываешь, реки пота и крови пролил, ребрами своими заплатил за науку боя, а он – якобы бизнесмен, сто рублей зарабатывает, сто десять тратит, а остальное ему приносит жирный дядя из «Газпрома», который снимает у него квартиру? Что общего между вами, скажи?
Спортсмен кивнул, осведомился:
– Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем тебе знать, что между нами общего? Зачем тебе лезть в это?
Кактус выдохнул. Теперь уже спортсмен наклонился вперед, осторожно положив на стол изуродованные кулаки:
– Кого вообще волнует наша дружба? Тебе какое дело? Чего ты нос свой суешь в чужие расклады? На квартиру в три лимона зелени пасть разинул? Забудь про это.
Кактус широко улыбнулся.
Спортсмен подождал, ответа не получил, продолжил:
– Я всё про тебя понял. Ты волк непростой. Ты умный волчара, продвинутый. Наверное, «отложенная смерть» – это не для тебя. С тобой... – каратэка посмотрел вверх, – надо вот как: раз в месяц ловить – и по ногам, аккуратно... Небольшая трещина, повреждение сустава... Чтобы ты из дому выходил только за хлебом, на костылях. Как заживет – опять приходить, и опять – по ноге. Мне нетрудно, я себе в календаре помечу. Каждое, допустим, первое число месяца – «сломать ногу Кириллу Кактусу». Волка ноги кормят, а ты будешь волк безногий. Что скажешь?
– Ничего, – доброжелательно ответил Кактус. – Ты говори, говори.
Спортсмен сложил руки на груди.
– Еще полезно тебе горло сломать, чтобы ты разговаривать не мог. Чтоб только выл и хрипел: «э-э-э... ы-ы-ы...» Друзья твои, кореша и подельники, от тебя отвернутся, менты прикормленные – забудут... Да и нет у тебя друзей надежных, ни среди ментов, ни среди бандитов, у таких, как ты, не бывает друзей... И станешь ты, – каратэка подмигнул, – бедным и больным. И не будет у тебя ничего, кроме твоей злобы. Ты много обо мне знаешь, информаторы твои не соврали, я действительно очень скромно живу, квартиры нет, снимаю, всё так, все правильно, денег хватает в обрез... Но я, честное слово, назначу тебе личную пенсию. Сам буду приходить, колбасу и кефир приносить. Представь: прихожу. «Привет, Кирилл, как здоровье, как нога?» – «Зажила почти», – отвечаешь ты. «Ага, – говорю я, – тогда на тебе еще!» – Спортсмен рубанул ладонью воздух. – И – по другой ноге! Оставляю кефир, батон, водки бутылку, ухожу... Вот так я сделаю.