Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
…точно задался целью влюбить в себявсех четырех генералов и всех трех дипломатов и преуспел.К концу обеда за столом оказалось уже восемь генералов. [505]
Расценивая отсутствие как присутствие, мазохист находит свой пол там, где его нет (он — антикастрат). Мужчина тем более является таковым, чем менее заметна его половая принадлежность: чем аскетичнее он в его отношении к противоположному полу или (как в приведенных примерах) чем сильнее он напоминает женщину.
505
П. Павленко, цит. соч., 224.
Не обязательно, но часто мазохист — в той мере, в какой он смешивает мужское и женское, — предрасположен к гомосексуальности. Примечательно, что гомосексуалистом был организатор Большого террора Ежов [506] .
— Не надо сдавать без Неймана, — сказал умоляющеБронников и схватил Басова за руку, — беды наделаем. Брось, Саша.
Он уже не злился и не досадовал на себя, но весь был полон ожидания возможной неприятности. Басов обнял его за талию. [507]
506
См. подробно: Григорий Цитриняк, Расстрельное дело Ежова. — Литературная газета,12. 2. 1992 (№ 5384), 15.
507
Юрий Крымов, Танкер« Дербент», Москва 1950, 34.
Матрос Гусейн мечтает у Крымова о том, чтобы найти друга (мужчину), с которым можно было бы:
Наговориться досыта, пройтись в обнимку <sic!>, стиснуть на прощанье руку: «свой до смерти». [508]
Тот же матрос (передовик социалистического соревнования) отпускает напарнику следующую шутку во время шторма:
— Ты держи меня, если что, — пробормотал Хрулев испуганным говорком <…>
— Я тебя удержу-у, — смеялся Гусейн, — за ногу тебя держать или повыше? Хо-хо! [509]
508
Там же, 61.
509
Там же, 147.
Если мазохизм склонен к гомосексуальности, то как можно понять наложенный на нее в сталинистском обществе строжайший запрет (в 1934 г. издается закон об уголовном преследовании за мужеложество)? Нельзя забывать, что перед нами именно мазохистская — самоуничтожающаяся, себя наказывающая— гомосексуальность. Преследуя гомоэротизм, мазохистский социум карает самого себя [510] . Павленко приписал в «Счастье» культивирование гомоэротики нацистам (которые в действительности заняли по отношению к ней ту же позицию, что и сталинизм), т. е. негативным двойникам советских тоталитаристов — чужим своим.
510
К проблеме «сталинизм и гомосексуализм» ср.: Daniel Rancour-Laferriere, The Mind of Stalin.A Psychoanalytic Study, Ann Arbor 1988, 93 ff; Jerry T. Heil, No List of Political Assets:The Collaboration of Iurii Olesha and Abram Room on «Strogii Iunosha» (= Slavistische Beitr"age, Bd. 248), M"unchen 1989, 6 ff. О гомосексуальных тенденциях нацизма и их подавлении ср.: Klaus Theweleit, M"annerphantasien,Bd. 2, Frankfurt am Main 1986, 351 ff, 390 ff.
3.3.0.Обратимся снова к кенозису. Воля мазохиста состоит в том, чтобы не иметь собственной. Он проходит через деидентификацию и затем проявляет волю, восстанавливая отобранное у него — не собственное, сообщенное ему Другим — признаковое содержание.
Для СР обычны три формы кенозиса — семейная, социальная и физическая.
3.3.1.С некоторыми образцами семейного кенозиса читатель уже знаком (вспомним хотя бы мотив асексуального брака в «Как закалялась сталь»). Семейный кенозис запечатлевается, среди прочего, и в рассказах о ненароком забеременевших женщинах, которые остаются в одиночестве: Варю Тимашову в «Дне втором» покидает любовник, Вера Березовская в «Педагогической поэме» сама рвет отношения с отцом ее будущего ребенка. Обе героини подавляют первоначальное намерение сделать аборт. Деидентифицированные как члены семьи, лишенные мужей, они тем не менее решаются стать матерями. Их воля, которая могла бы быть персональной, сделай они аборт, оказывается парадоксальным образом волей к безволию, раз они покоряются случаю (ср. обнародованный в 1936 г. закон, ограничивающий права женщин на обрыв беременности).
3.3.2.В результате социального кенозиса герои чаще всего попадают под власть противника. Поскольку им надлежит, несмотря на это, удержать заданные им признаки, постольку в СР особенно распространяются мотивы крепости, выдерживающей осаду («Порт-Артур» (1940–41) А. Степанова); подпольной работы на территории, захваченной врагом («Как закалялась сталь», «Молодая гвардия», партизанские мемуары); разведки за линией фронта («Звезда» (1947) Казакевича); выхода из окружения (в «Хлебе» Ворошилов с отрядом бойцов пробивается к Царицыну из кольца казаков, восставших против большевиков; в романе Полевого «Золото» (1950) персонажи движутся по тылам немецких войск, спасая государственные ценности). Сталинское гонение на принявших плен красноармейцев выглядит в этом контексте следствием мазохистского нарративного сознания, мыслящего кенозис преодолимым в обязательном порядке. Ослабленный социальный кенозис — пребывание индивида в чуждой ему среде (ср. отправку в деревню путиловского рабочего Давыдова в шолоховской «Поднятой целине» (1931)).
Как социальное заблуждение расценивает СР нежелание персонажей расстаться с достигнутым ими благополучием. В. Ильенков осуждает в романе «Большая дорога» (1950) преуспевающего колхозного руководителя, не готового пожертвовать свое время и энергию на помощь отстающему хозяйству. Точно так же в «Кавалере Золотой Звезды» порицается председатель колхоза Савва Остроухое, неспособный примириться с мыслью, что электростанция, которую он планировал для односельчан, должна стать межколхозной собственностью.
3.3.3.К парадигме физического кенозиса принадлежат мотивы: лишений (на первом месте в СР — холод и голод), пыток (они живописуются, в частности, в «Большой дороге» и в «Рассказе о жестокости» Л. Никулина), побоев, изнуряющего труда, болезней, ранений. Целый ряд героев тоталитарной литературы носит имена, этимологически сопряженные с телесной недостаточностью и физическими страданиями; таковы: «Корчагин» в «Как закалялась сталь» (ср. у Даля: « Согнуть кого корчагой,смять или подломить. У него руки, ноги корчагой,кривы, скорчены» [511] ), «Морев» в романе «Волга-матушка река» (это — псевдоним, взятый после того, как утонули близкие героя); ср. еще: «Горева».
511
В. Даль, Толковый словарь живого великорусского языка,т. 2, Москва 197.9, 170. О литературном источнике имени «Корчагин» (повесть Б. Левина «Жили два товарища») см.: Е. Толстая-Сегал, К литературному фону книги «Как закалялась сталь». — Cahiers du monde russe et sovi'etique,1981, XXII-4, 378–379. Добавим к этой статье, что имя «Корчагин» впервые появилось в русской литературе в романе Тургенева «Рудин», где оно придано некоему светскому щеголю. Оттуда оно перекочевало в «Воскресение» Толстого, где его получила княгиня, — невеста Нехлюдова Кроме того, что это имя указывает в советской прозе начала 1930-х гг. на дефектную соматику ее героев, оно, если толковать его интертекстуально, еще и несет в себе идею возникновения новой пролетарской элиты.
Бросается в глаза, что большое число персонажей, возвращающих себе место в жизни, вопреки их физическим недостаткам, испытывают страдания от ограниченной подвижности, как, например, одноногий Воропаев (он, кстати, к тому же туберкулезник, да и печень у него нездорова), безногий Мересьев, парализованный Корчагин. Мотив хромоты — общее место сталинистских текстов: упомянем здесь (без малейшей претензии исчерпать материал) опирающегося на палку Вихрова; инженера Ковшова в «Далеко от Москвы», дважды повредившего себе ногу; сходным образом пострадавшего Семена Гончаренко из «Кавалера Золотой Звезды» и Варю из того же романа, которой отдавил ногу бык. В повести Пановой «Спутники» (1946) идет речь о санитарном поезде. У Пановой были, казалось бы, все возможности изобразить телесную ущербность самых разных планов, тем не менее предпочтение отдано ранениям в ноги:
Номер семнадцатый — ампутант, левая нога отнята почти по колено…
…Колька <…> был ранен разрывной пулей в обе ноги.
…Нифонтов <…> проснулся <…> Боль была <…> везде. Особенно в левой ноге, в раздробленной голени левой ноги.
— Раненая рожает, — сказала Смирнова <…> — Растрясло ее, вот и рожает <…> Та, что без ноги. [512]
512
Вера Панова, Спутники. Кружилиха. Времена года,Москва, Ленинград 1963, 108, 118, 123, 205–206. Хромой персонаж — главное действующее лицо и современного СР (ср. хотя бы Сошнина из романа В. Астафьева «Печальный детектив»).