Психолог, или ошибка доктора Левина
Шрифт:
– Какую?
– Ну… извини, должен повторить твои слова. О каком, как ты сказала, блядстве может идти речь? Я что-то не понимаю этой темы. По отношению к тебе… Что мама имела в виду, если она это действительно сказала?
– А… Сейчас попробую вам объяснить. Вы там что-то про чай говорили, кажется?
Лева встал, достал чайник, пришлось его сначала отмыть, заварил, поставил чашку, налил, даже обнаружил в буфете какие-то сушки, она захрустела и сделал шумный глоток, как показалось Леве, с явным облегчением и удовольствием.
Во
– Ну так что? – спросил он, налив себе чаю и стараясь как-то успокоиться, не выдать волнения.
– Ну что вы так разволновались? – вдруг спокойно спросила она. – Да все будет в порядке. Я же сказала: я просто испугалась. Немножко. И потом… мне просто надоело дома сидеть. Вот и все. Сейчас я приду в себя, позвоню маме и пойду. Не бойтесь, ничего не будет. Блядство – это фигуральное выражение. Метафора. Мама вообще так не говорила, это я так называю. Я сижу у них на шее, я всем создаю проблемы – маме, отцу, вам, я плохая девочка. Вот и все. Плохая девочка, но не в том смысле, в каком обычно говорят. Понятно?
– Не очень. Если честно, совсем не понятно. Откуда вдруг такая самооценка? А то, что ты мне говорила раньше, – это что же, игра, спектакль?
– Нет, не спектакль, – прошептала она и опять наклонила голову вниз, к рукам. – Я его правда вижу. Я и сейчас его вижу. Понимаете? Он где-то здесь, он рядом. Он никому не мешает. Ни вам, ни мне. Просто я прошлась по улице, там люди, машины. И я подумала – ну почему я должна все время так жить? Ну кто это решил? Я совершенно нормальный человек, такой же, как все. Почему мне это запрещают?
– Послушай… – сказал Лева. Ему очень портила настроение дрожь в руках, тремор, который все никак не проходил. – Послушай меня внимательно. Я больше не хочу об этом говорить. Я больше не хочу говорить… о нем. Его нет. Понимаешь? Его просто нет. Ни здесь, ни там, ни в твоей голове, нигде. Это совершенно другая история. Вспомни, что ты мне говорила в прошлый раз, вспомни, пожалуйста.
– Что значит «нет»? – вдруг вскочила она. – Откуда вы знаете? Откуда вы вообще можете что-то знать? Что вы там себе придумали? Что я ваша собственность? Что вы можете мной управлять?
– Кать… – он тоже встал и взял ее за руку. – Подожди. Сядь. Давай поговорим спокойно.
– Да не трогайте вы меня! – она выдернула руку. – Пошляк.
– Кто? – удивился Лева. Руку как обожгло. Ощущение было крайне неприятное, хотелось ее спрятать куда-то, руку, опустить под холодную воду. От Кати словно било током.
– Вы! Вы пошляк! Думаете, я не вижу? Думаете я не знаю, что у вас на уме?
^Что?
«Черт, ну что же с руками», – успел подумать Лева.
– То самое! Откуда все эти разговоры про мою девственность?
Она взяла чашку и вдруг швырнула в него.
Он успел увернуться и сделать два шага вперед – инстинктивно, чтобы как-то удержать, избежать дальнейшего…
Она попятилась и упала, споткнулась о порожек.
– Блядь!
Он нагнулся:
– Господи, да что с тобой? Тебе плохо?
– Отстаньте от меня! Позвоните маме! Сейчас!
Оба тяжело дышали.
И оба, похоже, от страха.
– Кать, встань, пожалуйста, – попросил он, глядя сверху вниз, внимательно наблюдая за каждым ее движением. Оказалось, что кроме очень плохих вариантов бывают и совсем плохие.
– Конечно, я позвоню. Я сейчас же позвоню. Только успокойся. Встань, умойся, нет, не в ванной, здесь. Сейчас мы вместе позвоним Елене Петровне. Дай руку.
Неожиданно она очень больно ударила его ногой под коленку. Он упал, просто рухнул рядом с ней, задев ее голову локтем.
Она по-кошачьи быстро встала на четвереньки и поползла в комнату.
Потом побежала.
– Только подойди ко мне, сволочь! – заорала она оттуда. Он, ничего не соображая, пошел следом. Катя держала в руках какую-то вещь, он даже не сразу сообразил, что именно. Это была его старая теннисная ракетка.
– Быстро звони! – у нее тряслись губы. – Ненавижу.
– Кать… – он старался говорить медленно и внятно. – Кать, пожалуйста, не надо. Если мама увидит тебя в таком состоянии, она немедленно вызовет врачей. Тебе нельзя в больницу. Нельзя. Поверь мне на слово, это очень важно. Ты просто случайно упала, и у тебя не выдержали нервы. Или сначала не выдержали нервы, а потом упала, неважно. Это даже забавно. Смешно. Понимаешь? Ничего нет страшного в том, что с тобой происходит. Абсолютно ничего.
– Звоните! – заорала она, смешно замахиваясь ракеткой. – Сейчас!
– Может, ты сама? – вдруг спросил он, неизвестно почему. Как-то хотелось выйти из этой бредятины достойно. Без потерь. Чтобы она сама начала контролировать себя. Совершать нормальные действия… Перестала в это играть.
– Нет! Вы!
– Почему?
– Я вам не верю!
– Ну хорошо…
Второй телефон – трубка на базе – был на столе, рядом с ней.
– Брось мне трубку.
Она оглянулась.
– Давайте только без глупостей.
О господи, как в плохом кино. Черт, как дрожат руки. Она кинула трубку, по-прежнему держа ракетку над головой. Нет, так нельзя, так нельзя.
– Телефон продиктуй.
– 243-80…
– Да, я помню.
Он набрал номер.
– Лев Симонович! – голос Катиной мамы бодрости не прибавил. Вот черт. Вот черт. Совсем плохи дела. – Какое счастье, что вы позвонили. Катя ушла…
Она зарыдала в голос.
– Я уже в милицию звонила… Там…
Опять идиотские бабьи рыдания.
– Елена Петровна, все в порядке, она у меня.