Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности
Шрифт:
Трансформациям подвергаются отнюдь не только символические изображения. Так, исследования образа «физического Я» показали, что женщины с нормальной комплекцией, позитивно оценивающие собственную внешность, склонны видеть себя более тонкими, чем они есть на самом деле, а женщины, недовольные своей внешностью, воспринимают свою талию более широкой, чем в действительности. В обоих случаях искажение образа служит подтверждению исходной оценки (Дорожевец , 1986, с. 9).
Другой вариант искажения образа – образа другого человека – продемонстрирован в интересном исследовании П.Уилсона, который «представлял студентам нескольких классов своего колледжа одного и того же мужчину, называя его “мистер Инглэнд”. В одном классе “мистер Инглэнд” выступал как студент из Кэмбриджа, во втором – как лаборант, в третьем – как преподаватель психологии, в четвертом – как “доктор Инглэнд, доцент из Кэмбриджа”, а в последнем – как “профессор Инглэнд из Кембриджа”. После того, как иностранный гость ушел, студентов попросили максимально точно оценить рост “мистера Инглэнда”. Оказалось, что по мере своего
Интересно, что особый личностный смысл тех или иных объектов может являться не только причиной искажений их образов, но и, напротив, препятствием к их искажению! Этот эффект обнаружился в серии экспериментов У.Виттрайха ( Wittreich, 1959). Серия экспериментов проводилась с использованием специальных искажающих линз различной силы. В одном из них испытуемыми были больные с ампутированными конечностями: при определенной силе линз, искажающей облик обычных здоровых людей, незнакомые товарищи по несчастью – такие же инвалиды, как и они сами – воспринимались ими без искажений. В другом эксперименте испытуемыми были матросы-новобранцы; искажение облика другого такого же новобранца имело место при линзах в 1,5 раза более слабых, чем те, при которых возникало искажение облика человека с офицерскими знаками различия. Исследования самовосприятия через те же линзы с помощью обычного зеркала показали, что девочки, которых больше заботит собственная внешность, воспринимают себя с меньшими искажениями, чем мальчики того же возраста; вообще, собственный облик воспринимается обычно лишь с мелкими, частными искажениями, в отличие от облика других людей.
К трансформациям в образе пространственных отношений принадлежат также феномены искажения расстояний и субъективного структурирования топографических характеристик среды обитания в масштабе города или отдельного его района (см., например, об этом Добрицына, 1984; Величковский, Блинникова, Лапин, 1986; Стрелков, 1989; и др.). Общие закономерности, выявленные в этих исследованиях, сводятся к тому, что функциональные участки города или городского района в представлении живущих или работающих на этой территории горожан группируются в пространстве по параметру их места в системе жизнедеятельности испытуемых, то есть по их личностно-смысловой характеристике, не обязательно презентированной в эмоциональной форме. «Изображая карту-путь, человек сильно искажает местность: в начале пути предметы преувеличены, в конце – приуменьшены, начало располагается ближе к рисующему субъекту, конец – дальше» ( Стрелков, 1989, с. 41). Эффект группировки выражается в субъективном сокращении расстояний между функционально взаимосвязанными объектами и, наоборот, преувеличении расстояний между объектами, входящими в разные группы.
Второй класс феноменов структурирования образа – это трансформации временных параметров действительности, которые, так же как и пространственные, тесно связаны с выражением пристрастности отношения человека к миру ( Эткинд, 1979). В определенном отношении временное измерение более нагружено для человека личностным смыслом, чем пространство, потому что человеческая деятельность не всегда протекает в пространстве (например, теоретико-познавательная деятельность, логическое мышление), но всегда – во времени. Время, таким образом, всегда выступает для человека как универсальный ресурс любой деятельности, или же, в случае ожидания событий, не зависящих от собственной деятельности субъекта, время становится барьером, отделяющим субъекта от осуществления этого события. Тем самым время никогда не бывает иррелевантным по отношению к человеческой жизнедеятельности и всегда нагружено для человека личностным смыслом. Личностный смысл временных отрезков отражается как в их непосредственной эмоциональной оценке, так и в феноменах субъективной переоценки или недооценки скорости течения времени.
Обратимся вначале к экспериментальным исследованиям закономерностей оценивания небольших отрезков времени – секунд и минут (Элъкин, 1962; Фресс, 1978). Феномены субъективной переоценки и недооцени! скорости течения времени в различных значимых ситуациях обратили на себя внимание ученых задолго до нашего века, однако их экспериментальное изучение началось относительно недавно. П.Фресс выделяет три различных типа ситуаций, влияющих на субъективную
Вторая описываемая П.Фрессом ситуация – это ситуация выполнения деятельности, не поглощающей субъекта полностью, то есть включающей в себя также момент ожидания. Эффект в этом случае оказывается подобен предыдущему, то есть субъективное течение времени замедляется, что выражается в переоценке длительности временных интервалов. Дж. Лоэлин обнаружил существенную корреляцию между оцениваемой длительностью и непривлекательностью задачи (см. Фресс, 1978, с. 116). Повышение интереса к выполняемой деятельности приводит к уменьшению оценки субъективной длительности временных интервалов. Также влияет на оценку времени переживание успеха в выполняемой деятельности; наоборот, предчувствие неудачи заставляет время течь более медленно, причем этот эффект тем более выражен, чем сильнее испытуемые мотивированы на выполнение задания (см. Фресс, 1978, с. 117).
Наконец, третья ситуация возникает при выполнении деятельности, которой мы полностью поглощены. В этом случае время субъективно течет очень быстро и длительность временных интервалов недооценивается. Отличие третьей ситуации от первых двух демонстрируют эксперименты Д.Г.Элькина. В одном из них сравнивалось оценивание временных интервалов учащимися вечерней школы в период экзаменационной сессии и во время выпускного вечера. В первом случае имела место стойкая недооценка длительности временных интервалов, во втором – столь же выраженная переоценка (Элъкин, 1962, с. 263–265). Этот эксперимент иллюстрирует различия между первым и третьим типом ситуаций по П.Фрессу. Другой эксперимент Д.Г.Элькина иллюстрирует различия между ситуациями второго и третьего типа. Группа испытуемых читала рассказ Горького «Старуха Изергиль», а на другой день – страницы русско-французского словаря, в течение того же времени, которое заняло у них чтение рассказа. При оценке времени обоих занятий 95 % испытуемых недооценили время, ушедшее на чтение рассказа и 90 % переоценили время, ушедшее на чтение словаря (там же, с. 265–266). Обобщая наш поверхностный обзор исследований восприятия и оцени! коротких интервалов времени, мы можем заключить, что временные интервалы оцениваются как более длинные в тех случаях, когда они имеют личностный смысл барьера, отделяющего субъекта от значимых событий, либо личностный смысл ресурса, расходуемого впустую, без пользы. Те же интервалы оцениваются как более короткие в тех случаях, когда они имеют личностный смысл продуктивно используемого ресурса.
Схожие закономерности можно наблюдать и при оценке временных соотношений между событиями в масштабе всей жизни субъекта. Имеющиеся данные немногочисленны и неоднозначны; вместе с тем есть эмпирические подтверждения зависимости переживания «сжатости» времени, переживания его непрерывности и психологического возраста от различных характеристик смысловых связей между основными событиями жизни субъекта, присутствующих в субъективной картине жизненного пути ( Головаха, Кроник, 1984).
К третьей группе феноменов трансформации образа относятся трансформации причинно-следственных отношений. А.М.Эткинд (1984), описывая характеристики субъективной реальности, относит причинно-следственные отношения к более высокому уровню, чем пространственно-временные характеристики. Причинно-следственные отношения и их отражение человеком также выступают важнейшим аспектом его жизнедеятельности, поскольку они определяют границы возможностей человека как субъекта предметно-практической деятельности воздействовать на мир, создавать, строить и изменять условия своей собственной жизни.
Эффект личностно-пристрастного искажения причинно-следственных связей прекрасно демонстрирует проведенное на старших дошкольниках исследование Е.В.Субботского. Пользуясь специально сконструированной шкатулкой с двойным дном, позволявшей устраивать «исчезновение» положенных в нее плоских предметов и их «появление из ничего», Е.В.Субботский ( Subbotsky , 1991) изучал соотношение у дошкольников представлений о противоестественности подобных переходов («норма перманентности стабильного объекта») и представлений об их возможности, подкрепляемых демонстрируемыми эффектами («норма неперманентности»). Было, в частности, обнаружено, что в ситуациях появления в пустой шкатулке марки (которую ребенок мог забрать себе) дети всех возрастных групп гораздо чаще признавали возможность магического объяснения случившегося, чем в обратных случаях, когда положенная в шкатулку марка исчезала. В последнем случае дети решительно отвергали возможность такого невыгодного «волшебства» и упорно стремились раскрыть секрет устройства шкатулки.