Психология сознания. Вопросы методологии, теории и прикладных исследований

Настоящая книга является результатом существенного дополнения и структурной переработки ее первого и второго изданий (Проблема сознания в психологии. Отечественная платформа. – Самара, 2002; Проблема сознания в российской психологии.– М.: МПСИ; Воронеж: НПО «МОДЭК», 2004). Автор выражает признательность рецензентам первых изданий – А.Л. Журавлеву и В.Ф. Петренко, а также С.К. Бондыревой, чья решительная поддержка решила судьбу второго издания. Особая признательность В.В. Знакову и В.А. Кольцовой, чьи советы были весьма полезны при подготовке нового издания.

Неоценимая помощь в подготовке рукописи оказана сотрудницами факультета психологии ПГСГА А. Беркалиевой, Е. Бакшутовой и О. Засташковой.

Сегодня, к началу второго десятилетия нового века, тему сознания уже нельзя отнести к заброшенным или некультивируемым «почвам» психологии, как это было всего лишь 30–40 лет назад. Обусловленный целым рядом факторов всплеск интереса к проблеме сознания породил лавинообразный рост продукции самого разного типа и жанра. В связи с колоссальным многообразием исследовательских материалов по теме сознания в качестве характеристики этого изобилия можно использовать оксюморонное словосочетание – структурированный хаос 1 . О полифонии авторских голосов пока говорить сложно, разве что о «двуголосом слове» (М.М. Бахтин).

Тем не менее «возделывание» уже идет из многих «полюсов» и во многих направлениях. Оно очень важно и тем более необходимо, что рано или поздно культура исследований сознания переходит в культуру осознания в любой прикладной плоскости современной жизни и в самой важной – экзистенциальной. Каждое новое «слово» увеличивает как количество возможностей объяснения сознания, так и многообразие измерений со-знания, подтверждая известный тезис о неисчерпаемости, но уже в отношении сознания.

Промежуточным итогом поисков решения проблемы стало амплифицированное по сравнению с ранее существовавшим оформление предметного поля психологии сознания, а в междисциплинарном плане – нового направления интегрированных исследований – «Наука сознания».

Основной предмет научного анализа – сознание как интегративный феномен не только психологии и, возможно, не только человека как природного и общественного новообразования. В связи с этим сознание выводится за пределы непроизвольных ограничений частной темы в рамках общей психологии и в широкой совокупности теоретических взглядов, прикладных и эмпирических изысканий отечественных и зарубежных психологов различных направлений и школ обретает свою целостность и глубину.

В многообразии исследовательских подходов можно усмотреть пока «слабый» вектор движения от «культуры полезности» (утилитаризм, прагматизм) к культуре ценностей (этико-эстетический план).

«Новый взгляд» определил и поиск нового метода исследовательского анализа и конструирования целостного знания, а именно метода, обусловленного спецификой предмета – сознания, т.е. метода, фундирующего любое знание, представленное в форме научного поиска, в его ретро-, актуальной и трансспективной проекциях (Клочко, 2008). Конструктивный диалог оказывается возможным при всей непроницаемости «концептуальных перегородок» (там же). Вместе с тем совершенно справедливо высказывание В.Е. Клочко о том, что «размыт совместно разделяемый контекст», обеспечивавший взаимодействие концепций, контекст, выступавший «условием внутринаучной коммуникации» (там же). В этом плане очень важно не потерять общий язык коммуникации, т.е. совместно выработанный и прошедший испытание временем понятийный, категориальный аппарат. Хотя и здесь возможны разночтения. Можно только благодарить Н.Н. Вересова за скрупулезный анализ языка и новое прочтение однажды забытых или «ушедших» в андеграунд (А.В. Брушлинский), вновь обретенных работ Л.С. Выготского.

Сегодня, в постнеклассический период, на первый план выходит не абсолютизация и не конвенция знаний или согласованное мышление, а консолидация усилий по свободному осознанному (рефлексированному) выбору регламента исканий и соответствующего дискурса. И если получен отклик (установлен контакт), то возможна и релевантная коммуникация с перспективой перерастания в научно-смысловое общение и метакоммуникацию различных исследовательских позиций.

Здесь особенно важен контекст именно со-знания, поэтому ценно и значимо любое высказывание «вооруженного» научным опытом носителя сознания о сознании.

В основе метода – сопоставление и выстраивание огромной совокупности суждений, мнений, оценок и высказываний большого числа исследователей с определенным опытом изучения проблемы, а также научных контактов, коммуникации и общения, утвердивших в той или иной степени свободу мышления в формах осознанного выбора, творчества, созидания. Такое построение можно рассматривать как проявление «коммуникативной методологии» (Мазилов, 2003) или особый жанр – разновидность качественных методов, аналогичных нарративу определенного формата (научный текст) с параллельным или последующим метанарративным анализом. Конечно, каждая «нарратоединица» (утверждение) имеет свой контекст, генеалогию, логику, ценностные или личностные основания. Поэтому в таком своеобразном «паззл-конструировании» или интенционально регулируемой сборке (составлении) принципиально важна, помимо того или иного метанарративного основания, хронотопическая совместимость «собираемых» текстов (топологическая «перекличка» текстов, мысленное «забегание» вперед или возвращение к истокам из актуального времени, т.е. все то, что можно назвать трансспективой по В.Е. Клочко – Клочко, 2008).

Как известно, один из главных признаков классического мышления – использование бинарных оппозиций; логические дихотомии являются «характерным признаком рационального классического мышления» (Асмолов, 2002). И это то, что мы часто встречаем в определениях сознания: общение и обобщение (системное и смысловое строение сознания) у Л.С. Выготсткого; знание и отношение у С.Л. Рубинштейна; значение и смысл у А.Н. Леонтьева; невербализированное и семантическое в концепции В.Ф. Петренко; логика и парадокс у В.М. Аллахвердова; запоминание и понимание у А.Ю.Агафонова; отражение-порождение в теории психологических систем В.Е. Клочко; сознание и бессознательное в метасистемной теории А.В. Карпова и др. К классическим построениям, на наш взгляд, можно отнести и «бидихотомические» объяснения сознания в концепциях В.П. Зинченко (бытийный – рефлексивный слои), а также А.Г. Асмолова и Ф.Е. Василюка (деятельность – общение, установка – отношение).

Соглашаясь с всесилием исходного двучленного разделения всего сущего (в конечном счете, двоичный код – в основе прогресса и «непостижимой эффективности» информационных технологий), вместе с тем замечаем неоднородность и многообразие оснований тех или иных дихотомий. Это, в частности, бинарности, раскрывающие содержание сознания или его строение, структуру или слои, исходное состояние или результат, состояние или процесс, источники (условия) или факторы и т.д. Можно ли говорить о рациональном выборе оснований и о том, сколько их может (должно) быть? Или это уже системный подход, т.е. не вполне классический.

Другая особенность заключается в том, что противопоставляемые члены дихотомических пар не вполне оппозиционны, т.е. не соединяют логических или даже диалектических противоположностей.

Таким образом, перечень означенных и иных возможных дихотомий не подпадает под определение формально-логической или диалектической классики. В связи с этим трудно согласиться с мнением, что «бинарные оппозиции утратили свой кредит» (Зинченко, 2006). Как замечает М.С. Гусельцева: «Жизнь, живое дает о себе знать в антиномии: это играющее противоречие есть свойство жизни, но оно не стало средством анализа в методологии, в науке» – и несколько ранее: «Игра противоположными установками дает исследовательскую глубину и полноту» (Гусельцева, 2009).

Но есть ли какая-либо польза от умножения дихотомий или они несут в себе исключительно ценностное основание возможности (свободы) мыслить и, следовательно, «существовать». По-видимому, есть логика в свободе мысленного оппозиционирования, и это логика поиска оснований, т.е. того, что иногда называют фундирующим знанием. Одной из таких «корневых» дихотомий, очевидно, является субстациональная оппозиция «Я – Другой», базовая основа которой как раз и заложена в культурно-исторической психологии Л.С. Выготского, отчетливые контуры которой тем более укрепляются, чем более мы «прячемся» за ширму виртуальности, пытаясь в поисках единомышленников отделиться от разделенного сознания двоих и многих. Исходя из этой фундаментальной для фило-, онтои актуалгенеза оппозиции можно понять, почему у Выготского исходными, определяющими сознание посылами выступают общение и обобщение; у Рубинштейна – знание и отношение (включая отношение другого к этому знанию, т.е. свое отношение через другого); у Леонтьева – значение и с(о)мысл(ь), не исключающая различие значений, и через различение – объединение, но уже усилий процесса (процедуры) толкования и т.д. и т.п. Можно предположить, что интуиция или откровение М. Бубера было вполне подготовлено «плечами гигантов» (К. Маркс), причем не исключен личностный характер (личностное знание) выражения (форма) содержания базовой дихотомии.